Кукловод. Кровь Солнца

— Пока что не снимать наблюдения с потерпевших торговцев, вот все, что можно предложить. Если вы не намерены капитулировать сразу, а этого я не ждал, то смысла даже временно прекращать ваш бизнес, нет никакого, — отвечал Халиф.

— Очень хорошо. Будем ждать. Работаем по-прежнему, ждем, смотрим. Расход, — завершил вече Сергей Прокофьевич и отпустил собравшихся, махнув рукой.

13

«Поразительно, что кто-то способен испытывать гордость от ощущения, что он единственный разум во Вселенной, а все остальное — «суть игра его ума», слегка перефразируя Калиостро. Кто-то от подобного состояния способен лишь испытать ужас — что он просто мысль во Вселенной, пустой и холодной. Кто-то об этом не думает вообще — и правильно делает. Но почему-то никто не хочет подумать о том, чьи же они, в таком случае, мысли? Наверное, в этом еще одно значение слова «одиноко», когда его применяешь по отношению к себе. Убогая философия, однако. Простое слово способно приобретать столь неожиданные образы. Выверты, я бы даже сказал» — Так думал Рамон, сидя на подоконнике и дожидаясь, пока травяная примочка на лице, наконец, подействует. Лицо горело так, словно он прислонился к закипающему чайнику. Тринадцать, пусть небольших, но глубоких и проникающих рубцов в одном месте — малоприятная вещь. Травы, на которых Рамон заварил свою примочку, весьма заинтриговали бы любого фармацевта. Нет, это не были знания, полученные посредством Серого Шута — тот дал лишь, что обещал, а теперь Рамон ждал, пока пройдет первая проверка полученных знаний.

Травы эти, настои, примочки, порошки и мази, в виде рецептов и составляющих, которых просто не было в России, Рамон привез из своих метаний по планете Земля. Часть была с Черного Континента, часть с Гаити (но там направленность зелий была, большей частью, агрессивной, во всяком случае, Рамон тогда более целенаправленно изучал этот аспект, не побрезговав, к счастью, и обратной стороной медали), часть из еще более странных и диких мест нашего милого синего шарика.

«Хаос. Почему-то последнее время, как я замечаю, все стали очень резко делиться на верящих в Бога — но без имени, или же гордятся атеизмом, или же склонны к системе, где есть место лишь Хаосу. От Лавкрафта, создателя старого, доброго Ктулху. Неужто сложно понять, что по всем существующим теориям невозможно столь огромное и удачное количество совпадений? От законов мироздания до закона падающего бутерброда? Законы могут быть лишь установлены. Даны, если угодно. Так как сначала должны быть сформулированы. Вот о чем я думаю и зачем? Я, по идее, сейчас должен бы… А что я «должен бы»? Бегать по точкам и смотреть, как сработало? Слушать радио? Какое? Тринадцать схожих случаев в течении краткого промежутка времени — да ни у кого, кроме людей заинтересованных, связать их воедино ума не хватит. Подожду. При всей разбросанности по городу, у точек один момент соприкосновения — всех, кого подберут там с тротуаров, свезут в одну и ту же больницу. Вот тогда-то мы и похохочем, как говорил Карлсон Великий. Но вот хохотать мне совершенно не хочется. Я не желаю быть злым гением. Я не получаю от этого удовольствие? Нет? Или да? И, если да, то от чего именно? От умения делать то, что другим не под силу? Ну, мелко, Рамон, мелко, если взять любого, кого не одарили родители лишней хромосомой, то выяснится, что, при наличии возможности, стечении обстоятельств, приложенного труда — каждый из них мог бы уметь делать то, что другим не под силу. Ну, ну, Рамон. Не скромничай. Все же. То, что делаешь ты, точно могут очень далеко не все. И ты за это, твою-то мать, горит-то как, честно расплатился».

Тут по лицу врезало так, что на глазах Рамона выступили слезы, и философия временно отступила, как и положено, пред грубым бытием. Примочка Рамона начала действовать, а первые минуты ее воздействия всегда ознаменовывались именно усилением боли. Логично. Дальше лицо начало неметь с той стороны, где Рамон приложил свою примочку, и он спокойно закурил тонкую и черную сигару, из тех, что курят по-настоящему, взатяжку. Жгучая, как кайенский перец, который Рамон в свое время тоже отведал и который, как ни странно, был в составе ингредиентов его лекарства.