Кукловод. Кровь Солнца

— То, что я скажу, вас рассмешит. Я уверен в этом. Я, скажем так, для того и звоню — дать вам возможность от души посмеяться в последний раз, — голос был спокойный, ровный, слышался в нем некий неуловимый не то акцент, не то легкий дефект речи, пока понять было сложно.

— Говори, — велел Сергей Прокофьевич, — а заодно имей в виду…

— Тихо, тихо, я знаю весь набор про «упавший волос с головы», оставьте его при себе. И усвойте, если еще раз позволите себе обратиться ко мне на «ты», я обижусь и повешу трубку. Совсем. Вам доступна моя мысль?

— Говорите, говорите. Послушаем, — благодушно усмехнулся Сергей Прокофьевич. Но мозг его работал в этот момент в аварийном режиме, главное, что следовало сделать сейчас — не дать вырвать лидерство в этом разговоре даже на миг. Даже при таком сучьем, гнилом раскладе, потом можно будет разобраться. Итак, это он разрешил говорить.

— Прекрасно. Так вот. Ваши тринадцать уродцев получили по заслугам, — гордо сказала трубка.

И тут комната взорвалась тем самым смехом, о котором уже упоминал звонивший, который спокойно пережидал веселье.

— Все хорошо, не стесняйтесь, я разрешил вам посмеяться. Дальше. Я звоню сообщить, что я решил удалить из города весь организованный и особенно опасный криминал. Совсем. Сюда войдут наркотики, работорговля, проституция, торговля оружием, детьми, органами, коррупция в госаппарате и в органах правопорядка. Мне надоело ваше присутствие в этом городе, — отчеканила трубка. — Если опять не все ясно, уточню — я начал войну.

Снова грохнул хохот, смеялись от души, а заодно, что греха таить, давали выход напряжению, поневоле возникшему в начале разговора.

— Прекрасно, нервы у всех в порядке, то есть, шалят. Вам кажется, что это смешно? — Спросила трубка.

— Я думаю, что избиения наших торговцев мы как-нибудь переживем, — снова усмехнулся в комнату Сергей Прокофьевич. — А в чем смысл войны?

— Странно. Я думал, что за угодливость и кумовство продвигают только в госаппарате и в правоохранительных органах. У вас, бандитов, я думал, для того, чтобы занять ваше место, Сергей Прокофьевич, нужен еще и ум. Я же сказал, что мне нужно. Я начал. А вы решайте.

— Но, милый мой… — начал было Сергей Прокофьевич, но его перебил голос в трубке: «Не знаете, как ко мне обратиться? Хорошо. Отвечайте, какой самый плохой день в неделе? В викторине могут участвовать все. Кстати, не старайтесь пробить номер телефона, это телефон вашего Пятницы, который сейчас, как вы только что мне сообщили, пребывает в больнице, а теперь я даже знаю, в какой. Так какой самый плохой день?»

— Понедельник, — негромко сказал сидевший слева от Сергея Прокофьевича пожилой человек, который, хоть и смеялся, но быстрее всех взял себя в руки.

— Папа Понедельник. Так меня зовут. Запомните, — величаво молвила трубка, а в комнате началось уже что-то похожее на истерику, люди смеялись, издавая уже животного характера звуки, махали руками, кашляли, утирали бегущие слезы.

— Папа Понедельник, а вы, мил человек, чего хотите сами в результате войны? — Сергею Прокофьевичу было действительно весело. Учебное заведение? Ради Бога, если разобраться. В помещение просто так не пройти, а дочь он всегда забирает сам. С охраной, разумеется. Дело о битье торговцев сдвинулось — автором этого действа был явно душевнобольной. Стоило посмеяться.

— Мне нужен чистый город. Это мой город, хотя я не люблю его. Здесь останутся воры, проститутки без крыши, хулиганы, торговцы алкоголем без акциза, прочие мелкие деятели в вашей области, но организациям придется уйти. Я даю вам шанс, последний. Вы сворачиваете все свои дела, сдаете товар властям, их же сдаете тем, кого они еще не купили, информация идет в СМИ. Деньги, которые вы нажили и вложили, можете пожертвовать хоть на детские дома, хоть на больницы, хоть на церкви. Не пытайтесь бежать. Не мечтайте меня найти. Не мечтайте, скоро вы начнете это делать, меня купить. Меня нельзя найти, купить или сломать. Вам — нельзя. Или, я вам обещаю, я превращу жизнь каждого из вас в его персональный ад на земле. Да, не льстите себе, я позвонил вам не потому, что вы самая серьезная фигура в городе, просто у вашего маркитанта мавританского происхождения не было других номеров серьезных людей. Слушать ваше гоготание мне наскучило, у меня все.

— Тогда вали на х…! — Искренне закричал Сергей Прокофьевич и трубка коротко запикала.

— Что вы на это скажете, Халиф? — Отзвуки недавнего веселья еще бурлили в голосе Сергея Прокофьевича и, к удивлению Халифа, веселье было искренним. Он поднял глаза на шефа и тот вдруг понял, что в комнате, где только что на разные лады заливались смехом самые разные люди, Халиф даже не улыбнулся. Сергей Прокофьевич моментально настроился на серьезный лад.

— Я скажу, Сергей Прокофьевич, вот что, — начал Халиф. — Это начало войны.

— А я скажу, что мне кажется, вы недовольны своими гонорарами, — строго сказал Сергей Прокофьевич.

— Нет, они меня устраивают. И намеки ваши, Сергей Прокофьевич, просто ни к чему. Я не смелся потому, что он не сказал ничего смешного.