Можно ли услышать звон красоты? Увидеть призму рассветных лучей? В ладошки поймать? Втянуть полной грудью? Растворить на кончике языка? Сколько её не ищи — не найдешь. Ведь истинная красота, как и уродство, таится в отражении наших глаз.
Жизненный путь человека заключается в том, чтобы вернуться домой. Но, переступив порог квартиры, которую Рейко по праву называла домом, отбросив отдавшиеся звонком ключи в вазу, Акияма не почувствовала радости, какую испытывает странствующий по тернистой стези путник, что спустя десятилетия возвращается в отчий дом. Нет. Это место было ей чужим. Как был чужим этот город. Как была чужой эта жизнь, в которую она, как не по размеру сшитый костюм, втиснула себя с протекции Учихи Мадары. Она послушалась мертвого человека, будучи сама неживой. Превратила себя в марионетку в чужой игре, в шахматной партии которой стала пешкой. Но пешкой выжившей. И вот она одна единственная пешка на огромном черно-белом шахматном поле без короля и королевы не знает, что ей делать дальше и ради чего жить.
Кто она? И ради чего живет? Давайте посмотрим правде в глаза, Акияма Рейко погибла, протаранив собой окно в оковах сотни исполинских дубов, что сокрыли её предсмертный крик. Её жизнь впитали в себя сотни мерцающих в свете луны осколков. Её отпечаток жизни остался пятнами крови на бескрайнем покрывале зелени. Акияма Рейко умерла. Жило лишь тленное тело, запрограммированное поймать хищника, что был жертвой собственного прошлого. Агонизирующий зверь в предсмертных муках — вот кем была Рейко все это время. Лишь одна жизненная цель — Акасуна Сасори. Исполнив свое предназначение, которое ей внушил такой же мертвый человек, как и она, Учиха Мадара, Акияма Рейко потеряла цель. Смысл жизни сгорел вместе с безумным гением. И она вернулась к неотвратной точке, рока которой тщетно пыталась избежать.
Акияма Рейко оказалась в пустоте. Просто оболочка без души. Ведь душа давно отправилась в рай или ад — не важно.
Будто с шорами на глазах Рейко не оглядывалась по сторонам, не прислушивалась к чужим голосам, к шуму улиц и пьяных соседей за стенкой. Ступала босыми ногами по липкому полу мимо стен-дел с десятками убитых, с лицами преступников, чьи жизни оборвал Кукловод, срезав марионеточные нити. Не глядя на стенку, Рейко сорвала когда-то нарисованный ею портрет Сасори, скомкала и отбросила в сторону, как киллер перечеркивает красным крестом убитый объект.
Все, что у неё осталось — работа, о которой она мечтала всю жизнь и которая ей больше не была нужна, да таблетки, оставшиеся с последней встречи с Мадарой. Он всегда снабжал её антидепрессантами через Суйгецу. А кто сейчас будет приносить ей белый тонкий шуршащий пакетик с таблетками, названия которых она даже не знала?
Точно кукла, учившая движения изо дня в день, Рейко открыла пузырек с таблетками, достала одну капсулу и проглотила, запив водой из-под крана. Омыла лицо холодной водой, встряхнув прилипшими к лицу русыми прядями. По ту сторону зеркала смотрело изможденное бледное лицо. Синее, как у мертвеца, желтое, как у смертельно больного, с фиолетовыми синяками под глазами, пальцы, скребущие кожу, — тонкие и длинные с обгрызенными ногтями. Лицо по ту сторону размывалось и двоилось. Рейко схватилась за раковину, прищурив плохо фокусирующиеся глаза. Её вело в сторону, охватила сильная слабость, сбивающая с ног — она слишком устала. Бренная оболочка тела потеряла свою подпитку. Акияма наклонила голову вбок, всматриваясь в наполненную ванную, которую она вовсе не наполняла. Не сегодня. Не вчера. Только если память не решила сыграть с ней злую шутку. Нагнулась, зачерпнув резко пахнущую влагу, поднесла к лицу, вдохнув полной грудью — резкий специфический запах, напоминающий ацетон. Закашлялась от отвращения, пытаясь подавить рвотный позыв, схватилась за дверной косяк. Ей нужно было дойти до кровати, всего лишь несколько шагов. Но Рейко смогла сделать лишь три, ноги одеревенели, и она ничком упала на пол. Сил хватило только на то, чтобы перевернуться набок. Тело отказало. Акияма не могла пошевелить ни ногой, ни рукой. Как безвольная кукла, батарейки которой позволяют моргать глазами, а на механизм голосовых связок не хватило мощности.
Дверь кухни открылась, высокие зеленые кроссовки приближались, и это выглядело слишком смешно и нереально. Мир плыл, а ноги приближались. Остановились напротив.
— Ну здравствуй, мое дорогое незавершенное произведение искусства.
Рейко моргнула так, как лишенный власти над собственным телом моргает в знак приветствия. Но глаза Акиямы были лишены радости встречи и лихорадочно дрожали. В уголке глаза показалась ничтожная слезинка, скатившаяся к прижатому к полу виску.
Она просто упала и потеряла сознание и ей снится глупый, никчемный сон. Сон, в котором она слышит голос Акасуны Сасори. Сон. Сон. Сон. Она как безумная твердила эти строки вместо молитвы, читаемой смертельно больным, кричащим человеком на грани смерти.