Можно было бы подумать, что Адзуши беспрекословно возьмет её в жены, как бывает в красивых сказах. Но история дала совсем иной ход. Глава клана пришел в ярость, услышав подобное требование, напомнив наложнице, что она всего лишь рабыня, когда он был самураем, которому нет равных в бою.
Тогда дикарка напомнила, что он не только самурай, но и тщеславный лжец, держащий под боком отряд ниндзя, что совершают зверские убийства по приказу не только его сегуна, но и врага. Но что вывело из себя окончательно, это то, что наложница заявила, будто его удача в последних кампаниях не что иное, как её подаренное благословление, а не его сила.
Гордость Учихи был задета, он не мог даже позволить какой-то рабыне заикнуться о том, что его сила — пустышка. В неконтролируемом гневе от ранящих слов он приказал казнить наложницу и, так как она заявила, что использовала магию, сжечь её на костре.
Легенда гласит, что языки пламени доставали до самого неба, взрываясь снопом вспышек демонического синего огня. А крик девушки, пока горела её плоть, превратился в нечеловеческий звериный рев, которым она выкрикивала пронзающие всю деревню проклятья: «Я проклинаю клан Учиха. Проклинаю тщеславную кровь, отравленную гордыней. Все твои дети, сын твоего сына, внук твоего внука и их правнуки познают при смерти ту же боль, что лижет сейчас мое тело языками пламени. Никто не умрет из них изборожденным морщинами. Все они умрут в агонии собственного тщеславия». Вспышка огня заглушила последние слова, и именно в этот момент человеческий голос полностью перевоплотился в звериный рев, костер взорвался, охватив фиолетовыми языками окружающих членов клана, что с ужасом восхищения наблюдали за казнью. Обожжённые, они ревели от негаснущего огня, что превратился в черный. И даже дождь не мог потушить темное пламя, зверствовавшее над деревней. Один из выживших очевидцев увидел сквозь черные языки, как из костра выскочила белая лисица и умчалась обратно в родные леса.
Адзуши спустя 5 лет после этой трагедии умер от рук собственного сына. Старший сын, узнав правду о двойной жизни своей семьи, встал на перепутье между долгом перед сегуном и перед родной кровью. Сегун узнал, что Адзуши планирует переворот и приказал сыну убить отца. Пронзенный мечом сына Адзуши сгорел в замке, не дожив и до 40 лет. А все его сыновья погибли в войнах от меча или стрел, как спустя десятилетия пали внуки и правнуки.
— И ты веришь в эту легенду?
— В детстве, когда я впервые услышал её от мамы, я был слишком серьезным, чтобы верить в сказки для детей. Но сейчас, глядя на членов клана, как они приходят к своей смерти, уже не уверен, что умру исполосованный морщинами в кресле-качалке.
— Все вы немного Адзуши, не хотите признавать, что вы всего лишь люди, считаете себя идеальным образом законопослушия. Итачи-сан, — Рейко вернулась к тому уважительному обращению, какое всегда было естественно между подчиненным и начальником. — Я вас умоляю, станьте тем небольшим исключением и бросьте работу.
— Брошу, но у меня есть к тебе встречное предложение.
Извлеченная из потайного кармана из-под пиджака, под тяжестью которого в эту минуту взволнованно билось сердце, бархатная коробочка со слишком громким стуком опустилась на круглый столик. Но Рейко поняла, что громким этот звук был лишь для неё — обескураженной, не понимающей значения жеста, о котором, быть может, мечтает каждая среднестатистическая девушка.
Ободок золотого кольца, обрамлённый тремя скромными, но мерцающими бриллиантами, смотрел на Рейко упрекающим пустым глазом.
— Выходи за меня, Рейко. — Обуреваемый мучительной жадной и горькой нежностью Итачи стиснул пальцы в кулак, смотря на Рейко зорким немигающим взглядом. Любил ли он её? Итачи и сам вряд ли бы смог ответить, что такое в общем-то любовь. Какая-то шутливая привычка называть её невестой вышла, а привязанность и нежность сплелись в тугой узел, повисший в его одиноком сердце, и, быть может, этот узел сможет когда-нибудь разрастись до пределов всего сердца, наконец-то заполнив пустоту.
Рейко смотрела на кольцо пустым, невидящим взглядом, как на нечто аморфное, уплывающее из сознания, незнакомое и чужеродное. Подняла все тот же взгляд — болотную тину, в которую затянула Учиху за эти годы на самое дно. И ответила таким же ничего незначащим, блеклым голосом:
— Нет.
Другого он и не ожидал. Короткое, небрежное, но ожидаемое нет. Глупая попытка утопающего в бескрайнем море поймать невидимую веревку. Крик души. Но стоит ли кричать о помощи тому, кто сам в ней нуждается?
Рейко поднялась, официально поклонившись.
— Пожалуйста, Итачи-сан, задумайтесь о своем здоровье и будущем, в котором меня не будет.
И покинула его, даже не обернувшись назад. Первая их встреча в этом кафе, когда он давал ей интервью о Потрошителе. Их последняя встреча, в которую он сделал ей предложение от безысходности и потерпел фиаско.