Читаем Культурный дневник 04.06.2013- 30.01.2013 полностью

Еще одна маленькая ретроспектива: Стом Сого (1975–2012). Он родился в Осаке в состоятельной семье и потом рассказывал своим знакомым, что в 14 лет пытался убить отца, отравив его зубную пасту. Японию и все японское ненавидел: может быть, потому, что родина его экспериментальными фильмами не интересовалась. Сого жил в Америке, работал  в киноархиве у Йонаса Мекаса и монтировал абстрактные вихри изображений, пытаясь вспышками на экране спровоцировать эпилептические припадки. Одним из источников его вдохновения служили романы Денниса Купера – сурового автора, до сих пор на русском не изданного: я 15 лет назад перевел два рассказа, надеялся, что найдутся последователи, но ошибся.



Стом Сого советовал зрителям либо засыпать в кино, либо спасаться бегством («фильм должен быть мерзким, чтобы вам захотелось опрометью бежать из кинотеатра»). Маленький фильм из большой иранской программы в Роттердаме посвящен пожару в кинотеатре «Рекс» в 1978 году. Сотни людей погибли, и трагедия, так до конца не расследованная, среди прочих событий привела к исламской революции 1979 года. Как показать зрителям гибель зрителей, чтобы не получилась очередная «Армия Франкенштейна»? Единственное решение – на протяжении всего (недлинного) фильма экран остается черным.


Сраженные молнией

Распечатать

6 прокомментировали

Поделиться в социальной сети

Танец на инвалидной коляске в фильме «Молния»

Дмитрий Волчек

Дата публикации: 30 января 05:20

Где-то в этом городе таится зловещий депортационный центр, в котором покончил с собой Александр Долматов, но я знаю в Роттердаме только благополучный район, оккупированный кинофестивалем, – пять кинотеатров (в центре и возле прекрасного отеля «Нью-Йорк», где останавливались пассажиры кораблей Голландско-американских линий), улицу музеев и Чайнатаун с суринамскими вкраплениями. Хотя у Роттердамского кинофестиваля все больше назойливых конкурентов, он остается лучшим в мире, так что я приезжаю сюда уже в восемнадцатый раз и буду приезжать, пока не пригласит в гости костлявая кума.



Фестиваль захватывает новые территории: много лет назад сеансы устраивались даже в заброшенном секс-клубе, а в эту субботу я оказался в бывшем Арминианском храме, переоборудованном после смерти Бога в культурно-дискуссионный центр (афиши призывают на диспут о педофилии). Седовласые братья Квей и их друг пианист Михаил Рудый долго искали площадку для показа «Превращения» и выбрали церковь ремонстрантов. Богослужебная акустика прекрасно подошла и для Кафки, и для Яначека, которого исполнял Рудый. Это он придумал объединить пражан К. и Я.: у писателя и композитора было много общих друзей (душеприказчик Кафки Макс Брод написал первую биографию Яначека), но они никогда не встречались. Фильм-концерт «Превращение» показывали этим летом в Париже (Cité de la musique), на закончившейся несколько дней назад ретроспективе братьев Квей в Нью-Йорке (MoMA), и теперь близнецы-режиссеры и бежавший 40 лет назад из СССР пианист приехали в Роттердам, чтобы рассказать историю Грегора Замзы, превратившегося в насекомое. В мутном диспропорциональном мире этого фильма горят только яблоки, которые швыряет в сына-таракана рассерженный отец: одно яблоко застряло в спине и выразительно гниет.





Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология