Культурный дневник 04.06.2013- 30.01.2013

– Я считаю, что все большие романтические движения в конце концов разбились и рассыпались, но это отнюдь не умаляет их величия. Сюрреализм, как романтизм двадцатого века, хотел изменить мир (Карл Маркс) и изменить жизнь (Артюр Рембо). Мир и в самом деле изменился, да только к худшему. Он, конечно, пошел в другом направлении, не так, как хотели этого сюрреалисты. Сюрреализм меняет жизнь тем, кто попадает под его влияние. Сюрреализм тотально повлиял на искусство второй половины двадцатого века – парадоксально, что сюрреализм к этому и не стремился. И все равно я думаю, что участники сюрреалистического движения, будучи в абсолютном меньшинстве, играют важнейшую роль; во всем мире появляются молодые люди, недовольные, как и мы, состоянием этой цивилизации и ищущие ей альтернативу. Сюрреализм будет необходим до тех пор, пока не сформируется новый романтизм, романтизм двадцать первого века.

Еще один отрывок из разговора 1997 года. Вопрос о куклах, подменяющих персонажей «Фауста» и «Алисы»:

– Конечно, куклы – это символ манипулирования. И наша жизнь манипулируема: учреждения, реклама, полиция, школа, родители, телевидение и так далее. Вот так с «идеологической» точки зрения можно объяснить мой интерес к куклам. Но не все так однозначно. Для меня кукла – это не только символ чего-то. Кукольный театр был частью моего детства. Я всегда делал кукол – с детства и до сегодняшнего дня. Обычно я возвращаюсь к куклам в момент угрозы извне. Поэтому я и создаю своих Големов, призванных защитить меня от погромов реальной жизни.

Главная мастерская Яна Шванкмайера – не на Чернинской улице, а далеко от Праги, в доме на Шумаве. Там он и мастерит своих кукол. На выставке «Возможности диалога» была одна из моих любимых – огромный, утыканный гвоздями распятый демон. У художника Шванкмайера есть великий учитель – Арчимбольдо. Первые коллажи, в которых у ящерицы вырастают крылья, позвоночник превращается в дерево, плодоносящее глазами, рыба держит ягоду в зубах, а голова человека сложена из кальмаров и улиток, Шванкмайер сделал сорок лет назад. В последних работах он возвращается к арчимбольдескам, только теперь это невозможное сочетание фрагментов флоры и фауны становится трехмерным: Я. Ш. строит композиции в аквариумах, монтируя хвосты с черепами и панцирями. Это взбесившийся Wunderkabinet – кунсткамера Рудольфа II, при дворе которого работал Арчимбольдо. Шванкмайер говорит, что в собрании Рудольфа он ценит не подлинные сокровища, а всякие нелепые предметы, сотворенные природой или рукой человека. В отличие от «высокого» искусства, они обращаются напрямую к бессознательному, их внеэстетический эффект таков же, как у магических объектов, созданных шаманами, спиритами и безумцами. У Шванкмайера огромная коллекция ар-брюта: в Чехии, особенно на юге, где силен католицизм, было много художников-безумцев. В начале века он работал над циклом  автоматических, «спиритических» рисунков, и эти отчаянно яркие взрывы штрихов, похожие на увеличенные схемы строения клеток в анатомическом атласе – один из лучших разделов выставки. Шванкмайер писал, что ценит «сновидческие объекты», фетиши примитивных культур, но превыше всего ставит искусство самой природы: корни, сталактиты, бабочек, жуков, ракушки и фантастический рисунок агатов. Главный материал его последних работ – агаты, превращающиеся в совокупляющихся коротышек, зверей и ступни в башмаках.

Совокупляющиеся агаты