Культурный разговор

Наследие Сергея Михалкова чрезвычайно неравноценно. Основные достижения маркированы тридцатыми – сороковыми годами, некоторый всплеск произошел в шестидесятых, начиная с середины семидесятых о настоящих творческих достижениях уже трудно говорить. Функционирование в качестве генерала от литературы, председателя СП не прошло даром – так оно ни для кого не проходит даром. На таких местах люди превращаются, как в рассказе Кафки. Любые люди!

С пьесами Михалкова тоже засада. Если сочинения для самых маленьких – «Зайка-зазнайка», «Три поросенка», «Трусохвостик» – забавны и хороши, то подавляющее большинство пьес безнадежно мертво. Он, кажется, и сам это знал и, пристраивая в театр какую-нибудь конъюнктуру «на злобу дня» (а также постоянно заботясь о рецензиях), премило шутил: «Чем хуже пьеса – тем лучше пресса!». (Этот пророческий афоризм полностью сбылся в наши дни.) Не все басни прошли проверку временем – многие нынче читать просто неловко. Но переводы детских стихов Юлиана Тувима, к примеру, – превосходны. Таково же и переложение для театра «Современной идиллии» Щедрина – под названием «Балалайкин и Компания». В постановке Товстоногова то был изумительный спектакль «Современника». Блистали в пьесах Михалкова многие выдающиеся актеры – скажем, Анатолий Папанов («Памятник себе»). Нет, вклад его в поэзию и театр неоспорим – но сколько при этом сделано, говоря словами Щедрина, «применительно к подлости»…

Он жадно любил жизнь – не вообще какую-то там жизнь, а свою собственную жизнь, в этом вот высоком худом теле, с которым он никак не спешил расставаться. Недаром в его стихах так сильна медицинская тема – лекарства, лечение и врачей Сергей Владимирович обожал страстно. В полной мере Михалкова отличала главная черта долгожителей, открытая учеными, – «герметичность психики».

Да, жизнь и судьба Сергея Михалкова – это еще не написанная по-настоящему басня. Или скорее – роман. Вот, вообразите себе молодого пышущего талантом человека, которого поставила себе на службу фантасмагорическая, небывалая империя. Она плохо умела разговаривать на своих верхах, эта империя, – и охотно брала на службу легких, умных, образованных, с юмором и мастерским владением литературной техникой. Эренбург, Симонов, Михалков… Они брали в ловкие руки чугунные ядра советской идеологии и крыли их умелой словесной позолотой. Они находились в непосредственной близости от ледяных вершин власти, и абсолютный ее холод постепенно превращал их в «памятники себе»…

Так что монумент в каком-нибудь московском сквере Сергею Михалкову поставить очень даже можно.

Пусть возле него играют дети. Перед ними он ни в чем не провинился. А взрослые? Пусть думают, «делать жизнь с кого», – на то нам голова прицеплена, и совесть в нас всунута.

2010

Смертельный номер Андрея Панина

Ужас смерти Андрея Панина трагически высветил его человеческую и творческую биографию.

Андрей Краско, Александр Абдулов, Владислав Галкин… теперь и Андрей Панин. Замечательные артисты крепкого среднего возраста, которым бы еще жить и жить, с особенной, неповторимой «русской жилкой». В которой горячо бьется пульс неодолимого хаоса, бешеной энергии, страстного и страшного запредельного бега, полета, скачки! И несли наших героев, бесспорно, те самые «кони привередливые», о которых спел (и на которых всласть наездился) Высоцкий.

Я впервые увидела Панина на сцене МХТ, в спектакле «Смертельный номер» (пьеса Олега Антонова, постановка Владимира Машкова, 1994 год), он выступал в роли Рыжего клоуна, блистательно сочетая шутовство и душевную «радость-страданье». Панин потом предпочел кинематограф, не развивая планомерно свою театральную дорожку. Но именно эта резко эксцентрическая манера сложного соединения «внешнего» и «внутреннего» человека, найденная в «Смертельном номере», стала для актера главной.

(Кстати, одна из серий фильма «Журов», где действие происходит в цирке, тоже будет называться «Смертельный номер».)

Панин убедительно проявился на экране только в самом конце девяностых годов, стало быть, активной творческой жизни досталось ему лет пятнадцать, не больше. Но уже в середине нулевых он был в памяти, был «на устах», снимался без перерыва и, кажется, без особого разбора. Зовет Шахназаров («Яды, или Всемирная история отравлений», «Всадник по имени “Смерть”») – хорошо, а не зовут маститые – перетопчемся и в сериалах. Он насчет нашего кино иллюзий не питал, да и в принципе был четко отформатирован своим временем. Есть работа – работаем, есть жизнь – живем, здесь и сейчас, без галлюцинаций о рае на небе и на земле. Уральские ребята (а детство и юность Панина прошли в Челябинске и Кемерово), хоть им на голову и падают порой метеориты, в основном расчетливы и практичны – а может, именно поэтому…