Это странно. И даже иногда интересно. Но не весело и не смешно, тем более не чудесно. Рассказ идет об усталом, выдохшемся мире, потерявшем смысл. Здесь еще рассуждает умный Шляпник (Валерий Ивченко), пытается командовать взбалмошная Королева с вздыбленными волосами (Ируте Венгалите), дерзит клоун Шалтай-Болтай (Андрей Шарков)… Но это всё по инерции, без вдохновения, точно в провинциальном репертуарном театре. Этот потухший мир ждет спасения от той Алисы, «шалуньи-девочки-души», что когда-то умела плакать и смеяться, которая принесла с собой жизнь и радость. Но теперь она все забыла, она сама устала и растерялась…
Глаза зрителей впиваются в маленькую фигурку загадочного существа без возраста, с белыми волосами и поразительно живым, изменчивым, неповторимым лицом. Среди них, конечно, есть те, кто помнит дебют Алисы Фрейндлих более полувека тому назад на сцене Театра имени Комиссаржевской. Вера Федоровна рано оставила сцену и жизнь, Алисе Бруновне суждена иная участь, другая весть заключена в ее умном и упорном существовании. Фрейндлих по-прежнему доставляет наслаждение одним фактом своего пребывания на сцене. В данном случае – еще и предъявляя судьбу человеческой нормальности в свихнувшейся обстановке.
Вместо того, чтобы играть очередную бенефисную скукоту про голливудскую актрису или европейскую пианистку, вспоминающую свою жизнь, Фрейндлих принимает участие в оригинальном представлении, где совершенно неизвестно, как себя держать и что делать. Это бодрит, освежает, творчески встряхивает организм. Другое дело, что фантазии Андрея Могучего кого-то увлекают, а кому-то кажутся инфантильными и бедноватыми.
Алиса Фрейндлих (1934 года рождения) принадлежит к героическому поколению интеллигентных ленинградских женщин, переживших девочками эвакуацию и блокаду, привыкших к непрестанному труду, достигших удивительной нравственной высоты. Они и сейчас работают – учителями, врачами, архитекторами, библиотекарями и т. п. И тот ясный свет, что льется из глаз Фрейндлих, для них – нечто заветное и родное, помощь, опора и поддержка в трудном пути. Театр же существует не для театроведов, а для публики. В том числе и для таких женщин.
Я думаю, что многое их тронет в спектакле – в основном, монологи Алисы Фрейндлих о бессоннице, о встрече с умершей мамой. Это понятно и человечно. Остальное вряд ли будет им близко – зато более молодая аудитория может заинтересоваться фарсовыми зигзагами представления и даже отыскать в них глубину. Новая «Алиса» очевидно будет иметь определенный успех у публики, и для труппы БДТ она явно полезна, как встряска застоявшегося организма.
Однако встряска встряской, а работать БДТ после реконструкции придется в зале на 1200 мест. Неясно, как с этими бархатными ярусами и хрустальными люстрами справится Андрей Могучий, для которого зальчик-трансформер мест на двести – это идеальное пространство. На свете есть мера всех вещей, считали древние греки, и сочетаются ли Могучий и БДТ, видимо, надо спрашивать у какого-то древнегреческого оракула, я такого ответа дать не могу. У нового художественного руководителя БДТ есть привлекательные черты – он способный к своему делу человек, не циник, не любит на сцене смаковать извращения и девиации (и вообще как режиссер аполитичен и асексуален), в нем нет пошлости, у него живой подвижный ум и открытый характер. Но 1200 мест товстоноговского БДТ при нелюбви к пьесам, при отсутствии четкого метода работы с актерами! Не знаю, не знаю… Единственное, что я знаю, – спектакль «Алиса» длится недолго, два действия по часу, а Фрейндлих в прекрасной творческой форме и может играть и то, и это, и все что угодно. Радость наша.
Алиса Фрейндлих: «Так позвольте нам иметь свой особенный театр!»
Во дворе театра Ленсовета появляется маленькая фигурка в ковбойских сапожках и черной шляпке. Алиса Фрейндлих. У нее твердое рукопожатие, она смотрит в глаза собеседнику и даст сто очков вперед любому интеллектуалу. Природный ум, образованность и здравый смысл сочетаются в ней с покоряющим обаянием. Разговор она начинает, ослепительно улыбаясь: «Вы учтите, я в маразме!»