– Басилашвили и на роль Белого кролика в «Алисе» сначала был назначен… Есть такая практика, когда продюсерская компания финансирует постановку и получает право ее прокатывать на площадках за пределами театра, отчисления от спектаклей на родной сцене тоже получает. И хочет, конечно, имен, которые гарантируют зрителя. Так и получились эти несколько спектаклей с Олегом Валериановичем – «Калифорнийская сюита», «Квартет», «Лето»… Это все английские и американские пьесы, правда, «Сюиту» уже не играем, потому что вышли из того возрастного регистра, когда уместны эротические… даже разговоры. Сейчас Могучий не очень хочет продолжать эту практику, потому что есть задача все-таки труппу задействовать.
– А, это из ее пьесы «Он в Аргентине», мне предлагал эту роль Дмитрий Брусникин, когда ставил пьесу в МХТ. Сначала Ия Саввина должна была играть, она умерла. Но я не могла так надолго оставить свой театр. Потом эту роль сыграла Роза Хайруллина, по-моему, хорошо, я порадовалась за актрису, потому что я видела до этого ее в «Лире» Богомолова, и этот спектакль показался мне… рвотным. Кстати, меня еще до этого богомоловского «Лира» Андрий Жолдак звал сыграть в Балтийском доме «королеву Лир»: коммуналка, мать и дочери, и в итоге мать, раздав все, уходит в подвал бомжевать. Спросила – это пьеса по мотивам? Нет, у нас будет шекспировский текст. При всем моем любопытстве этого я уже не представляю. Пишите свою пьесу, какую вам угодно, причем тут Шекспир. Отговорилась тем, что это мужская история.
– Хотелось бы сыграть ведьмочку. Не Бабу Ягу, это удел, а ведьмочку – это призвание.
Олег Басилашвили: «Культура превращает отдельные личности в единое целое – на какое-то мгновение»
– …авторского таланта.
– Сейчас, пересматривая книгу, я вижу, сколько в ней нелепостей, сколько я пропустил. Это было предложение издательства «Вагриус», они хотели прислать журналиста, который будет литературно оформлять мои рассказы. Но к тому моменту я уже много написал в виде дневника, обращаясь к своей младшей дочери, еще маленькой, чтобы потом она, «пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказания» прочла. Я отказался от журналиста, делал все сам, но длилось это долго, лет пять-шесть: я оформлял уже написанное и писал новое. Мне очень льстило, что «Вагриус», издавший Олешу, Бакланова, Катаева, собирается и мою книгу печатать. Когда у меня все было готово, издательство прекратило свое существование. Поскольку публикация планировалась в серии «Мой двадцатый век», я старался писать через себя, но о людях, повлиявших на меня и не только; о родителях, о семье, о студии Художественного театра, о Товстоногове и других. Мне посоветовали обратиться в «Эксмо» с готовой книжкой, там ее и издали.
Это книга прежде всего о людях, которые навсегда останутся в моей памяти. Таких, как Борис Николаевич Симолин, педагог студии Художественно театра по истории искусств. Ничего не помню из того, что он преподавал, но как он рассказывал про Нику Самофракийскую – не забыть. Когда этот маленький, какой-то выцветший человек в очень плохом костюме, с заплатами на подкладке пиджака, вставал в позу этой Ники, я видел ее. Оказавшись в Париже, в Лувре, я внял его совету и пошел смотреть на Нику так, как он рассказывал. Настолько он был влюблен в свое дело, что до сих пор я это помню…