Купание в пруду под дождем

[50]

Василий Андреич застыл, как мороженая туша, и как были у него расставлены ноги, так, раскорячившись, его и отвалили с Никиты. Ястребиные выпуклые глаза его обмерзли, и раскрытый рот его под подстриженными усами был набит снегом. Никита же был жив, хотя и весь обмороженный. Когда Никиту разбудили, он был уверен, что теперь он уже умер и что то, что с ним теперь делается, происходит уже не на этом, а на том свете. Но когда он услыхал кричащих мужиков, откапывавших его и сваливших с него закоченевшего Василия Андреича, он сначала удивился, что на том свете так же кричат мужики и такое же тело; но когда понял, что он еще здесь, на этом свете, он скорее огорчился этим, чем обрадовался, особенно когда почувствовал, что у него пальцы на обеих ногах отморожены.

Пролежал Никита в больнице два месяца. Три пальца ему отняли, а остальные зажили, так что он мог работать, и еще двадцать лет продолжал жить – сначала в работниках, а потом, под старость, в караульщиках. Помер он только в нынешнем году дома, как желал, под святыми и с зажженной восковой свечкой в руках. Перед смертью он просил прощенья у своей старухи и простил ее за бондаря; простился и с малым, и с внучатами и умер, истинно радуясь тому, что избавляет своей смертью сына и сноху от обузы лишнего хлеба и сам уже по-настоящему переходит из этой наскучившей ему жизни в ту иную жизнь, которая с каждым годом и часом становилась ему все понятнее и заманчивее. Лучше или хуже ему там, где он после этой настоящей смерти проснулся, разочаровался ли он, или нашел там то самое, что ожидал? – мы все скоро узнаем.

А всё ехали они дальше

Соображения о рассказе «Хозяин и работник»

Толстой: нравственно-этический исполин, мастер эпоса, вегетарианец, поборник воздержания (чего ему никак не удавалось придерживаться, даже в старости), теоретик сельского хозяйства, реформатор образования, глава международного христианско-анархического религиозного движения, описанного Набоковым как «помесь буддийского учения о нирване и Нового Завета (иначе говоря, “Иисус минус церковь”)» [38]

, один из первых сторонников ненасилия, привлекший последователей по всему свету, включая юного Ганди. Не будет великой натяжкой сказать, что его проза переменила самовосприятие человечества.

А потому интересно отметить, что его проза состоит почти целиком из фактов. Язык, в общем, ни возвышенный, ни поэтический, ни откровенно философский. Преимущественно описания людей и их поступков.

Рассмотрим вот этот фрагмент в начале «Хозяина и работника»:

Никита, как всегда, весело и охотно, бодрым и легким шагом своих гусем шагающих ног пошел в сарай, снял там с гвоздя тяжелую ременную с кистью узду и, погромыхивая баранчиками удил, пошел к затворенному хлеву, в котором отдельно стояла та лошадь, которую велел запрягать Василий Андреич.

Или вот этот, где Никита принимается за дело: