Купи себе новые джинсы (СИ)

Потом Римус подтягивается и накрывает его собой, Сириус обнимает его за талию и расслабляется под ним. Немного неудобно дышать, но в этой тяжести — проявление его силы. Она совсем другого свойства, чем та, что Сириус знает за собой, и есть неожиданное удовольствие в том, чтобы ей подчиняться. Римус целует его в лоб — туда, где вертикальная морщинка между бровей не исчезает, даже когда он не хмурится, — и иронично интересуется:

— Почему, скажи мне, мы не делали этого раньше?

Почему

Откровенно говоря, непонятно, почему они не делали этого раньше, как непонятно, почему начали. Сириусу кажется, что он к Римусу несправедлив. Как будто бы делать с ним что-то такое не до конца честно.

Хотя, конечно, не то чтоб это была его инициатива — и даже не то чтоб это он взял Римуса первым.

Что и это в конце концов произойдёт, сомнений не было — он видел эту уверенность в янтарных глазах и верил ей. Что ему понравится, он понял наверняка ещё в первый раз лёжа под Римусом, уткнувшись в его плечо.

Римус, видимо, имел какой-то опыт — или готовился специально?.. Он сделал всё аккуратно, медленно и мягко.

Когда он наконец оказался внутри целиком, полностью накрыв Сириуса собой, тот приподнялся, чтобы притереться грудью к груди и прижаться щекой к плечу. Римус уложил ладонь ему на затылок, бережно поддерживая, и так и не отпустил до конца.

Сириус впервые в жизни потерялся во время секса. Он не понял, ни когда кончил, ни сколько времени прошло. В этот момент существовал только Римус, который брал его мягко и глубоко, целовал шею, веки, лоб и щёки, посасывал губы, держал его, как самое ценное сокровище в жизни, и каждым, самым незначительным движением превращал его тело в рождающуюся сверхновую. Вспышка яркости сразу на двадцать звёздных величин. Термоядерный взрыв — и без разницы, что физика одиночных звёзд такого не допускает.

И это всё прекрасно, но почему возникает это чувство, словно он Римуса обманывает, словно даёт взамен гораздо меньше, чем получает?..

Эти и другие «почему» всплывают время от времени.

— Почему ты такой серьёзный? — иногда спрашивает его Римус, и студенческая шутка успевает снова навязнуть на зубах, поэтому Сириус отвечает только пристальным прищуром, и Римус тогда ласково прикусывает его щёку или подбородок. — Тебе не нравится, что я не женщина?

Сириус сводит брови — что ещё за глупости?.. — и отрицательно качает головой.

— Тебе со мной плохо? — в голосе Римуса нет ни злости, ни боли: ему тоже очевиден ответ. Но раз он так хочет подтверждения, Сириус снова качает головой. Конечно, нет.

— Тогда почему ты беспокоишься?

Объяснить трудно. Может, он не до конца понял сам.

Или вот ещё.

— Почему ты не сошёл с ума? — спрашивает Римус тихо, обнимая его со спины в горячей ванне.

— Это вежливый вариант вопроса «почему у меня до сих пор встаёт»? — хмыкает Сириус и откидывает голову ему на плечо, приподнимая подбородок к потолку. — Потому что. У нас в роду было много сумасшедших. Я был наследником. Ну и маленькой золотой задницей, помнишь, да?

Он вдруг понимает, что это первый раз, когда он говорит с Римусом о чём-то подобном не под лекарством или после стакана-другого.

— К повреждениям разума у меня магически созданный иммунитет. Мать не могла позволить мне слететь с катушек, — он немного молчит, вслушиваясь в успокаивающее движение грудной клетки у себя под спиной, а потом договаривает: — Так что даже возможностью трахаться после Азкабана я обязан роду, из которого изгнан.

— Ты обязан им всем. Жизнью. Тем, что можешь дышать. Ходить. Тем, что ты волшебник. Но это не тот долг, который можно заплатить, и это нормально, — Римус ласкает его в воде, и Сириус поясницей чувствует, как ему самому это нравится. — Почему ты вообще об этом задумываешься?

Почему?..

Вакуум

— Я как будто уже умер, ты понимаешь?

Горьковатый серый дым летит в потолок.

В этом доме невозможно остаться наедине даже тогда, когда нет других людей. Портреты шепчутся в коридоре, шаркает совсем рядом старый эльф, похрапывает матушка — хочется запереть двери на самые крепкие чары и спрятаться под Муффлиато.

Римус, видимо, что-то такое чувствует и делает это сам — погружает комнату в защитный кокон.

— Я задыхаюсь. Всего год назад казалось — ещё поквитаемся… А сегодня кажется, что последний день — вопрос времени. И это притом, что единственная реальная угроза — это гастрит.

Говорить теперь куда легче. Как будто он за прошедшие месяцы всё-таки научился снова доверять янтарным глазам и мягкому вниманию в них.

— Я не понимаю, в чём его план, — задумчиво говорит Римус о Дамблдоре. — Не понимаю, почему он ничего не делает. Промедление преступно…

— Есть ли вообще у него план. Мне кажется, если и есть, то меня он не затрагивает.

Вакуум — вот на что это похоже больше всего. Никакой возможности приносить пользу, действовать, он полностью оторван от происходящего, вынужденный коротать последние мгновения жизни в безвоздушном пространстве отчего дома.