Купола в окне

А я молчала. Сказать, что все не зря, и за все нужно Бога благодарить? Что человек каждый – не сам по себе, а связан миллионами нитей с родными, нитями, уходящими как в прошлое, так и в будущее? Что и мы тут в одной палате не зря, не случайно собрались? Что нет случая, а есть Промысел Бога о каждом человеке… Они бы с Валентиной стали меня слушать?! Может, и стали бы, но я слишком хорошо знаю, как может «прилететь» за необдуманное миссионерство…

Можно ли общаться – молча? Да, можно молчать и от всего кричащего сердца молиться за собеседников. Что я и делала, и чувство было, что барахтаюсь в полынье, нет сил на берег выбраться, руки скользят. Молилась: «Господи, прости нас, помилуй нас. Дай покой нашим душам, просвети нас светом Твоей истины…». И вдруг – отлетело. На душе полегчало, и в пространстве отодвинулись серость и маета. Светлана Ивановна вздохнула, распрямилась, и сказала уже ровным, без надрыва, голосом:

– Пойду, у Людочки про таблетки узнаю…

Глава шестая. В палате

Едва незнакомка ступила в палату, все сразу поняли, к кому эта женщина. Такое же полное лицо, круглые серые глаза, улыбка пухлых губ, белая шапочка волос. У них с Маришкой были схожи даже прически, от которых лица становились детскими. И одета она была так же дорого и ярко.

– Ну, где тут моя лепешка? – произнесла она зычным голосом, и Маришка пискнула:

– Мама!

Они сидели на кровати, и мать без устали гладила спину, ноги, руки Маришки, а та жмурилась, как кошка.

Вскоре Маришкина мать начала вертеть головой, стараясь навести контакты с обитателями палаты. Светлана Ивановна, которая сгорала от любопытства, словно случайно оказалась у окна, и её желание пообщаться было удовлетворено полностью.

Маришкина мама рассказала, как решительно выгнала мужа, который начал поднимать на нее руку, как одна растила двоих детей. Сейчас она на пенсии, но активно участвует во всех мероприятиях Дома культуры, где много лет была заведующей. Ее часто зовут на свадьбы и застолья. Сообщила, что играет на гармошке и пишет частушки.

Восторгу Светланы Ивановны не было предела, она совсем недавно пела нам частушки своего сочинения, а тут – сестра по духу!

Когда Маришка отправилась провожать свою маму, Светлана Ивановна заахала:

– Какая женщина! И как дочку любит! Как она только отпустила её от себя замуж?

Это и было ее первым вопросом, когда Маришка вернулась.

– Злилась-то как, – ответила Маришка, она раскраснелась, заметно оживилась, – Она не хотела даже разговаривать с нами. А я так любила Ванечку…

Весь вечер она рассказывала Светлане Ивановне, ну и нам с Валентиной, как заболел ее молодой муж, как лечили его разными средствами, а болезнь прогрессировала, и положили в больницу, а ей надо было на сессию ехать. Уехала, а он умер…

Как-то так буднично она это рассказала, как рассказывают медсестры о больных, и мы с Валентиной не могли понять, то ли её горе так глубоко и страшно, что она не высказывает его, то ли его совсем нет…

На другой день мы с Валентиной вернулись с процедур и обнаружили, что Светлана Ивановна, вместо привычного халата, облачилась в брючный костюм и упаковывает сумки.

– Приду к вам, девчонки, через два дня, за документами о выписке. А пока отпросилась, еду домой, вернее – на дачу. Там у меня такая красотища! Фотки привезу.

Она, действительно, приехала через два дня, выгрузила на подоконник банки с жареной картошкой и рыбой:

– Ешьте, девчонки, пока горячее. Фотки вот…, – голос ее погрустнел, – Пока меня не было, зять снял с окон резные наличники, убрал старые рамы. Установил евроокна. Такую красоту испортил.

На фотографиях был дом в прежней красе. Широкие резные ставни, гряды с цветами…

– Все, пропала дача, – причитала Светлана Ивановна, – Мне внаклонку работать нельзя, а дочь с зятем особо не рвутся. Говорят, что морковки на рынке купят. Не любят они землю, на дачу приезжают только отдыхать. А земля ухода требует… В запустении – какой отдых? Продадут они ее…

Мы с Валентиной принялись ее утешать. Она как-то постарела резко за два дня.

Говорят, скорби и искушения – совсем разные вещи. Если в скорбях не падать духом, а более того, Бога благодарить, душа не падает во мрак и черноту, скорби не становятся искушением. А если роптать, жаловаться, искать виноватых – вот это и называется искушение.… Отрывает Господь Светлану Ивановну от земных забот, тяжело без веры в Него преодолеть это.

В палату вошла, прихрамывая, Маришка, ее широкое личико расплылось в улыбке, они со Светланой Ивановной обнялись. Ей бывшая медсестра жаловаться не стала, напротив, повеселевшим голосом спросила:

– Как там наш рыжий котяра? Так все в палату и заглядывает?

– Загля-адывает! Только ему не я, а Валька нужна, все норовит в столовке рядом присесть, вокруг нее там вообще все мужики вертятся, что они в ней нашли?

– Ври, да не заговаривайся, – заулыбалась и Валентина.

– Ну, не знаю, не знаю, а черненький, из платной палаты, тоже все зыркает и супом давится, когда Валька мимо проходит… Только она ни на кого не глядит, она в Андреча влюблена.