Купола в окне

Да если бы не болезнь, я бы никогда не пришла в храм, не узнала Христа, не ощутила бы неземную, невыразимую, ошеломляющую сладость общения с Ним… Господи, как передать людям все, от чего разрывается сердце. Но я, «миссионерка», молчу, если не спрашивают, насмерть молчу. Ибо как сказано – «не навреди»!

– Ты куда это ходила вчера вечером? – спросила вдруг Валентина, щуря свои карие с раскосинкой глаза.

Я, подумав, ответила, как можно безмятежнее, но честно:

– В церковную лавку. Исповедалась отцу Константину, он в кафедральном храме служит.

– То я смотрю, заявилась такая сияющая, а ничего не говорит…

Я глянула на нее мельком – не насмешничает ли? Нет, вполне благожелательно говорит. Но почему, я чувствую, лишнего ей говорить не нужно?

Глава восьмая. Саяна

В палате появилась еще одна обитательница – миниатюрная буряточка Саяна. Ходила она с палочкой, возраста была неопределенного, казалась то дряхлой старушкой, то – молодой, и мы с Валентиной очень удивились, узнав, что она наша ровесница.

Я уже тогда не скрывала, что хожу в церковную лавку за святой водой и газетами «Православное Слово», которые, прочитав, возвращаю.

Саяна начала разговор первой:

– Лежала тут одна, православная, сказала, что наша вера неправильная, всяко ругала буддизм.

Я растерялась, но ответила мирно:

– Я тоже думаю, что наша вера самая истинная, но ругать вашу веру не буду, если нужно – Вам Господь Сам все откроет в свое время. Я люблю православие.

– А чего ж ваш Христос терпит, что людей убивают, войны всякие?!

– Это злоба людская войны делает и убийства, а Христос мучается с каждым убиваемым, укрепляет его, и душу его примет к Себе, если человек этого хочет.

– Ну, не знаю, не знаю… – скрипучий голос Саяны помягчел, она замолчала наконец. А я обнаружила в себе мелкую дрожь, которая бывает при таких вот внезапных нападениях. Уж сколько подобного было, а все равно застают врасплох.

К Саяне пришли удивительно красивые дочери, совершенно на нее не похожие. Оказалось, что муж Саяны – татарин, и смесь бурятской и татарской крови породила такую дивную восточную красоту. Девочки много раз наведывались к матери в больнице, и подолгу вполголоса осуждали и обсуждали кого-то. То хозяйку квартиры, у которой жили девочки, то односельчанок. Я изо всех сил старалась не вникать в то, о чем ведут речь гудящие на одной волне голоса, уходила из палаты. Маришка и Валентина, напротив, с интересом вслушивались в долгие разговоры.

Со временем создалось особое пространство, круг, включающий в себя всех в палате, кроме меня. Я сопротивлялась обволакивающему влиянию, которое шло от кровати Саяны. Пространство это взрывала Рита, я просто физически чувствовала приток свежего воздуха. Кстати, на ней, я в первый день заметила, был крестик, и я тихо обрадовалась – наша.

С Саяной мы еще разговаривали пару раз, подолгу, довольно мирно, говорили о том, что хорошего в буддизме. Там и милосердие, и доброта, и сострадание, и пожелание благополучия другим. Но нет самого главного – Христа. Для Саяны это драгоценнейшее для нас Имя было пустым звуком.

Валентина присутствовала при одном из таких разговоров, слушала отстраненно, но очень внимательно.

Я стала избегать разговоров на религиозные темы после одного случая. Речь шла о святых, о том, как православные выживали в сталинских и гитлеровских лагерях. Души их не ломались, они молились за всех и вокруг них люди менялись в лучшую сторону. И вдруг Саяна гордо заявила:

– Один лама был в таком лагере, к нему все начальство ходило за советами, поклонялось ему. Ему дали особую палату, лучшую еду, подарки ему несли, он лучше всех в лагере жил! И у нас тоже есть нетленный труп ламы, он святой.

И я поняла, что невозможно объяснить «пользу» от наших святых, кровью которых полита российская земля, которых убивали все – и коммунисты, и фашисты, а они молились за их души…

Ничего я не смогу доказать, она меня не поймет, да и не в ней дело. Я болела за душу Валентины, которая напряженно вслушивалась в наши «битвы духа». Но без помощи Божией тут ничего не сделать. И я на другой же день принесла из лавки тройную иконку Христа, Богородицы и Святителя Николая, и прикрепила на стену скотчем над своей кроватью. Лики оказались на уровне глаз Саяны, и на следующий день она перебросила подушку к противоположной спинке кровати, теперь я видела только ее черную макушку. Все разговоры мои с нею прекратились.

Зато вдруг «прорвало» Валентину. Я с похолодевшей душой услышала ее рассказ Саяне о том, что ее родная тетка – шаманка, и, когда проводит свои обряды, Валентина ей активно помогает…

Вот оно что! А я гадаю, откуда такое противодействие православию… Но душа ее тянется к истинному Свету. Но выберется ли из ямы? Помоги, Господи…