Kurohibi. Черные дни

— Нет… — раздался ее сломленный, полный горечи и сдавленного плача голос, похожий на стон. — Пожалуйста, прекрати…

— Помнишь, как я тебя трахал? Это было такое удовольствие — вытрясти из тебя всю это спесь, всю твою гордость и достоинство. Сломить, нанести удар под дых, растоптать, как последнюю шваль. Посмотри, в кого ты превратилась. Ты уже на человека не похожа. Вместо той самоуверенной высокомерной выскочки осталась лишь одна пустая дешевка, падкая до секса.

— Не надо… нет… прошу… — уже громче заскулила рыжеволоска, склонив голову, словно ее медленно прижимал многотонный пресс. — Нет… нет…

Девушку трясло все сильнее, и даже сквозь зажмуренные выплаканные глаза все-таки просочились чистые сияющие голубой лазурью слезы, капнув на ее груди. Аска хрипло бессвязно залепетала, так что ее речь превратилась в один протяжный неразборчивый стон, и сквозь жалобную мольбу обнажилась ее рвущаяся на части душа, тихо, бессильно и отчаянно кричащая от боли.

— И знаешь, в чем самый смак? — Синдзи не останавливался, продолжая изливать ехидство в каждом своем слове. — Такой тебя сделал я. Тот сопляк, которого ты пинала и унижала, которого звала ничтожеством. Ну и кто из нас теперь ничтожество, а? Хер с два тебе! Теперь я драл тебя во все щели, я валял тебя по полу и бил, это я имел твое достоинство и я превратил тебя в то, что ты из себя представляешь.

Аска, чье истерзанное сердце сорвалось в пропасть ужасающей муки, буквально взвыла и разошлась долгим криком плача, залившись последними слезами, и она ревела во весь голос, не поднимая головы, захлебываясь и теряя последние капельки держащих ее чувств.

— Да-да, рыжая дрянь, слезами у меня теперь не отделаешься. Помнишь, как тебя насиловал тот гопник? А Ангела помнишь? Тебе ведь это доставило удовольствие, правда? А я ведь все это время был рядом. Я смотрел, как тебя дерут и насилуют, я смеялся и даже не подумал, чтобы пальцем пошевелить. Потому что ты этого достойна!..

Еще один отчаянный крик Аски, едва не утопший в горечи слез, почти заглушил его речь, и она взревела, исторгая переполняющую ее боль в ужасающем крике, она затряслась от сокрушающего надлома в душе, и ее тонкие красивые пальцы сжались на спусковом крючке пистолета, преодолевая последнюю черту.

«Давай же, девочка, еще немного…»

— Как тебе перспектива быть пленницей моего члена, а, дорогуша? Того самого, что выебал твою мать и теперь предвкушает наслаждение от траха с твоей новорожденной сестрой. Теперь ты поняла, что значит быть шлюхой? Настоящей выдранной шлюхой, которая больше никому не нужна, чья жизнь теперь будет крутиться вокруг ею обожаемого члена, многих-мгногих членов, и которая будет питаться одной спермой!

Аска ревела, словно попавший в страшный капкан зверек, во весь голос, мучительно, срывая горло и захлебываясь в слезах, разрывая душу на части вместе с тонкой алой нитью, удерживающей ее сердце в петле, и она вскинула вверх искаженное гримасой глубоких страданий сжавшееся лицо, блеснув радужными каплями в воздухе, и на нем появилось отражение дна, которого достигли ее терзающие чувства.

«Еще чуть-чуть… Аска… самая малость… стреляй…»

Руки рыжеволоски чуть приподнялись, и пистолет замер у основания шеи, а она все продолжала реветь, едва ли не сходя с ума, и пальцы ее сжимались все сильнее, и Синдзи вдруг громко рассмеялся.

— Вот именно! Ты поняла, кто ты есть! Теперь ты это ощутила на себе, что значит быть полным дерьмом, говном, ничтожеством, гнилью! А знаешь, что самое веселое? Самое веселое, что это я сделал тебя такой!!! — он перешел на крик, с безумием забрызгав слюной. — Слышишь меня, ты? Подчиняйся мне, когда я говорю!!! Я сделал с тобой это!!! Я!!! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!! ВСЕ ЭТО СДЕЛАЛ Я, Я, Я!!! Я ОТТРАХАЛ ТЕБЯ!!! Я УНИЧТОЖИЛ ТЕБЯ!!! Я РАЗОРВАЛ ТВОЮ ДЕВСТВЕННОСТЬ, ТВОЮ ГОРДОСТЬ, ТВОЮ ЛИЧНОСТЬ, Я ТЕБЯ НАСИЛОВАЛ, Я ПРИЧИНИЛ ВСЮ ЭТУ БОЛЬ, Я СОЗДАЛ НОВУЮ ТЕБЯ, Я РАЗРУШИЛ ТВОИ ЧУВСТВА, Я ОСВОБОДИЛ ТВОЕ СЕРДЦЕ, ПОТОМУ ЧТО Я Т…

Сквозь обезумивший крик девушки, чья чаша боли опрокинулась на дно души и чье лицо сжалось от бесконечной жалости, пробившейся сквозь надломленное сердце, грохнул выстрел.

«Умничка… мое солнышко…» — лишь это успел подумать Синдзи, видя, как руки захлебнувшейся в плаче девушки резко распрямились и начали судорожно сокращаться, как на него переметнулось дуло пистолета, и как из его черного жерла вырвался огненный всполох. И за вспышкой пламени, за громом выстрела, за первым ударом пули он разглядел лицо самой прекрасной девушки, что доводилось видеть ему в жизни.

А затем пришла боль.

Первая пуля — Мисато — впилась сквозь кожу чуть левее основания шеи, переломила ключицу на две части и, отколов кусочек лопатки, вышла через спину наружу.

Вторая пуля — Хикари — угодила в правое предплечье и раздробила кость чуть выше локтя.

Третья пуля — Кодама — рассекла диафрагму и выбила позвонок на пояснице.

Четвертая пуля — Нозоми — пробурила желудок насквозь и вышла из спины.

Пятая пуля — Рицко — разворотила правую почку, словно тухлый фрукт, и увязла в брюхе.