Курс. Разговоры со студентами

Мартын. В общем, игра такая. Зритель сидит на сцене, и в зрительном зале ничего не видно, а на сцене перед зрителем происходят съемки и снимают фильм про Лермонтова. И Лермонтова играет какой-то очень капризный и плохой актер, просто плохой актер. И он все время все портит, никак не может запомнить слова, то у него голова болит, то что-то еще… И в общем все время нарастает напряжение. Но потихоньку с ним начинает происходить что-то… В общем, к концу съемок он полностью уже превращается в Лермонтова. А там, в зрительном зале, горы. Он карабкается на них, и наверху его встречает Мартынов и убивает. Режиссер кричит: «Снято, гениально!» Всё.

Крымов. А как он превращается в Лермонтова?

Мартын. Он пытается как актер что-то все-таки из себя выдавить, не знаю, разговаривает с бабушкой, звонит другу, пытается поговорить с какими-то своими кузинами. И постепенно… В общем, мы понимаем, что как человек он гораздо интереснее, чем мы думали вначале.

Крымов. Мартын, подожди, тебе не кажется, что то, что ты говоришь, для тебя туман?

Мартын

. Ну, я согласен, что для меня это как бы еще не до конца ясно, но вроде бы в условиях игры я уверен.

Крымов. А что тебе нужно для ясности? Как он превращается? В этом, собственно, и есть ведь основная игра, которую ты затеял. Как плохой актер превращается в Лермонтова?

Мартын. Ну, с помощью какой-то своей нормальной человеческой повседневной жизни.

Крымов. Это все слова, я не понимаю. Я не понимаю. Вот я с айсберга свалился, мне привели оленя: «Понимаешь?» – «Понимаю». Принесли винтовку – понимаю. Снег – понимаю. Вигвам – понимаю. Толстой – не понимаю. Добро – не понимаю. Жалость – не понимаю. Любовь – тоже не понимаю. Не обманывай себя, придумай игру. Как он превращается? Хорошо, интересно придумал съемки… Может быть, их несколько актеров вообще и режиссер выбирает? Ты смотрел фильм «Венера в мехах» Полански?

Мартын. Нет, еще не смотрел.

Крымов

. Посмотри, там начало очень хорошее, очень хорошее. Там режиссер, уже обалдевший от кастинга, выбирает актрису на главную роль. Все уже закрыто, он устал, звонит жене, что он приедет скоро, чтобы она ужин готовила. И вдруг какая-то тетка приходит, какая-то дурацкая тетка с какими-то двумя сумками. И говорит: «Ой, я опоздала». Он говорит: «Уже все, собственно, уже нет». Понятно, что она по виду ему не подходит совершенно. Она такая хабалка просто, ну не знаю, бывают такие, ну вот просто лимитчица, лимитчица такая, в какой-то юбке дурацкой, все не так. И он уже собирает листы, чтобы уходить. И вдруг слышит над ухом текст, который произносили до этого множество артистов, но он произносится грандиозно. Он поднимает голову – это она. Она говорит: «Я не знаю, дальше читать?» Она с акцентом еще говорит, но когда она играет, она без акцента. «Я не знаю, дальше нужно или нет?.. Не нужно?» – «Ну, еще что-нибудь». Кончается тем, что он в нее влюбляется, он ужинать к жене не идет. Что-то происходит потрясающее. Это замечательный фильм. Она над ним имеет через два часа просто полную власть и как актриса, и как женщина, это удивительное какое-то превращение на наших глазах из абсолютной дуры. Я помню, она там что-то такое надевает, какой-то костюм… Он говорит: «Что это за костюм?» – «Да, вот купила этот». Он смотрит, говорит: «Так это XIX век, это же очень дорого стоит». Она говорит: «Да, дорого, но купила, решила, что это подойдет для роли». Он на нее смотрит и не понимает, откуда это все взялось. Это игра. Шаг за шагом я смотрю за ее превращением и за изменениями их отношений. Тут надо придумать, надо придумать игру: ищут актера на роль Лермонтова. Каким образом?

Мартын. Не знаю.

Крымов. Ну как! Сказать такое и не знать как? Это не может быть такого! Понимаешь, можно ведь как сделать? Предположим, двадцать человек пробуются на Лермонтова. А вон там, в зале, гора огромная стоит. Как Голгофа.

Мартын. У меня тоже такая идея была.