На третий день восхождения таким образом исчез доблестный Элули. Здоровый сорокалетний мужчина, он легко переносил все трудности. Осторожный и в то же время бесстрашный, он прекрасно понимал кельтский язык, почему Ганнибал и послал его вперед исследовать тропу, когда войску пришлось идти по обрыву.
Впереди шагали два проводника, за ними Элули с восемью старыми воинами; у каждого в руках был длинный шест, которым он ощупывал землю, чтобы убедиться, что войско может спокойно идти.
На небольшом расстоянии за ними двигался авангард. В одном месте тропа совсем сузилась, и Элули остановился, чтобы точно исследовать, сколько человек может здесь идти в ряд; но едва он ощупал почву с левой стороны подле обрыва, как оборвался и на глазах авангарда исчез в бездонной глубине вместе со своими восемью спутниками. Раздался отчаянный крик, и проводники вернулись на место, где произошло несчастье, пристально вглядываясь в глубину,— но внизу расстилалось только сверкающее снежное поле, покрывавшее все своим белым пушистым покровом.
Узкими шеренгами войска преодолели перевал и снова спустились в населенную страну. Народ выслал навстречу им послов с венками, с зелеными ветвями, чтобы заключить мирный договор.
— Вы отразите всякое сопротивление,— сказал посол.— Мы научились чужим опытом и предпочитаем, чтобы вы проявили к нам свое расположение, не давая почувствовать силу своего превосходства. Мы несем вам припасы, дадим опытных проводников, а чтобы вы не сомневались в честности наших намерений, мы просим вас взять из нашей среды заложников.
Посланцы производили впечатление честных людей, но Ганнибал все-таки подумал, что может полагаться только на себя и только себе самому доверять, а потому взял заложников, воспользовался съестными припасами, но зорко за всем наблюдал и шел, как во вражеской стране.
Шествие открывали слоны, возбуждавшие панический страх в варварах, так что тут нечего было ждать нападения; за ними двигалась конница, дальше пехота и обоз, а замыкал наступление сам Ганнибал с тяжеловооруженными пешими воинами, закрывая тыл армии.
Два дня миновали вполне спокойно, а вслед за тем путь опять пошел по краю высокой, крутой горы... Едва пуны вступили на узкую тропу, по которой обоз не мог идти, как вдруг сверху раздался военный клич, показался неприятель, вниз полетели камни, древесные стволы, производя в рядах наступавших страшное опустошение. К счастью, сам Ганнибал находился в арьергарде; к вечеру он был совершенно отрезан от своих и должен был провести ночь на уединенном плато. Но войска все-таки медленно подвигались вперед.
На следующий день кельты произвели вторичное нападение. Обе стороны жаждали решительного боя. Кельты находили, что более подходящего места для истребления чужеземцев не может быть. А пуны, в свою очередь, говорили: «Постоянные стычки нас утомляют, нужно положить этому конец». Борьба шла со страшным ожесточением и с невероятным упорством; обе стороны жаждали конца, но каждый из противников надеялся, что другой ослабеет и сдастся.
— Да здравствует Ганнибал! Слава Карфагену! — внезапно раздались голоса с высот над кельтами, и на вершине появились хорошо знакомые лица Элули и его товарищей.
— Мелькарт с нами! — разнеслось среди пунов, и они с новым взрывом воодушевления ударили по врагам. Кельты же никак не могли понять, как все произошло, и, не предполагая, что над ними всего восемь человек, обратились в бегство.
Вечером как бы заново рожденный Элули сидел в кругу соратников и рассказывал о своем чудесном спасении:
— Мы ощупывали землю шестами, и все шло благополучно, как вдруг подо мной снег провалился, и я с быстротой водопада полетел в пропасть, ничего не видя и не слыша. Вслед за мной обрушились снежные массы, и мои товарищи полетели туда же. Сколько времени я лежал без сознания под белым холодным покровом, я не знаю; когда же я очнулся, то стал работать руками, и мне удалось высвободиться. К своей невыразимой радости я увидел, что в нескольких местах снег тоже шевелится. Мы стали перекликаться, и наконец нам удалось высвободиться окончательно из-под снега. Не доставало одного, и мы предположили, что он стоял на твердой земле и не упал. Раз вы утверждаете противное, значит, он умер с голоду или замерз; вероятно, его слишком глубоко засыпало... Никто из нас не был ранен, но мы не имели представления ни о том, где мы, ни чем мы будем питаться, ни как выберемся из этой пустыни и отыщем путь к вам. Мы осторожно пошли наудачу, провели ночь в пещере, тесно прижавшись друг к другу, а на следующий день набрели на одинокую хижину; там отдохнули, подкрепились пищей, найденной там, взяли с собой про запас и двинулись вперед, пробираясь к вершинам и прислушиваясь, не обнаружится ли чем-нибудь ваше присутствие... Услышав вчера шум сражения, мы бросились в этом направлении и сегодня с гребня увидели внизу кельтов, а под ними и вас. Вне себя от радости мы закричали, и вот мы опять с вами!