Кузнец

Утром чуть свет сработал маньчжурский, или всё-таки богдойский, как наши говорят, будильник. Враги всё же успели за ночь подтащить пушки поближе. Наши проспали. Плохо, надо будет потом втык сделать. Так и Страшный суд проспят.

Одно счастье: пушки оказались совсем маломощными. Наверное, из этих пушек палили еще отряды империи Мин, свергая власть монголов. Небольшие каменные ядра до стен долетали. Даже порой щепки отбивали от огромных бревен, из которых стены были сложены, но на том эффект и заканчивался. Мы вывалили на стены, встали к бойницам. Не все, часть осталась в резерве. Пока богдойцы, пусть будет так, развлекаются, нам жилы рвать ни к чему. Пару каленых ядер через стену смогли перебросить: видимо, была у противника пара гаубиц. Даже небольшой пожар разгорелся у казармы, но его быстро залили, землей засыпали.

Наконец, израсходовав впустую драгоценный порох, который я уже считал своим, богдойцы пошли на общий штурм. Я же до того отрядил полсотни добрых стрелков с лучшими ружьями и ручными бомбами по хребту к пушкам в засаде.

Богдойцев было много. Думаю, тысячи три. И вся эта громада поперла к стенам. Поперла очень разно. Четко различались знаменные, то есть регулярные части, и союзники. Регулярные части шли по какому-то плану: впереди шли те, кто должен был быстро разобрать наши деревянные укрепления. Союзники-дючеры просто валили толпой перед знаменными. По ним и разрядили первые выстрелы новыми разрывными снарядами с полым ядром, забитым картечью.

Эффект был замечательный. То есть для нас он был замечательным, а для дючеров – совсем наоборот. Десятки тел были разорваны, покалечены. Еще больше было тех, кого оглушил грохот взрыва, кто, зажав уши руками, бросал свои копья и падал на землю или стремглав бросался назад. До надолбов вполне добивали уже и пищали. Но пока враги не дошли и до них.

Прошло немало времени, пока богдойцы смогли успокоить своих младших братьев и вновь направить их в нашу сторону. Тем временем пушки перезарядили, но стрелять я пока не велел. Оставим это на закуску. Зато пищали, как только враги приблизились к деревянным сооружениям, сбитым крест-накрест (их и называют надолбами), стали собирать свою жатву. Дючеры падали, но кресты разбивали. Постепенно, ценой не одного десятка бойцов противника, наши деревянные бойцы были уничтожены.

Тогда в атаку ринулись знаменные. Они бежали слаженно. Часть из них шла сзади, поддерживая атаку из своих пищалей. Некоторые пули долетали и до нас, не очень кучно, но неприятно. Взвились стрелы, тоже довольно неприятная штука. Хоть кирасы и шлемы снижали риск, но семь казаков уже получили кто царапину, а кто и серьезное ранение. Их оттащили вниз. Надо будет потом медицинскую службу организовать. Ну, это потом.

Трофим, командовавший стрелками, крикнул, чтобы береглись и попусту не высовывались. Казаки схоронились за бойницами, но смотрели зорко, а пищали держали заряженными. Только от того, что надолбы разломали, богдойцам легче не стало. Всё пространство от надолбов до стен густо покрыл железный «чеснок». Идти быстро или строем не получалось совсем. Враги кололи ноги, порой пропарывая их едва ли не на вершок. Вопли раздавались со всех сторон. Тут-то наши и разрядили пищали. А потом сразу еще, и еще.

Грохнули картечью пушки. С расстояния в две-три сотни шагов необходимости в ядрах с картечью просто не было. Я приказал пушкарям зарядить ядрами с зажигательной смесью из древесных масел. Коктейля Молотова у нас не нашлось, но это тоже работало. Выстрелили. По полю разлились огненные пятна, расплываясь по лужам, охватывая пожухшую прошлогоднюю траву.

Для медленно бредущих в нашу сторону по полю «чеснока» противников оно оказалось очень страшно. Мало того, что то и дело в ноги им впиваются металлические ежи, а сверху стреляют из ружей проклятые лоча, раня и убивая, так еще и само поле всё больше превращается в огненный ад.

Богдойцы поползли обратно. Выскользнув из «чесночного» поля, кинулись частью в лагерь, а частью на выход из ущелья. Тут их и встретила наша засада. Ударили картечью пушки, били не половинным, а полным зарядом, буквально сметая ряды богдойцев.

Пока пушку перезаряжали, пищали выпускали заряды один за другим. Не так быстро, как в регулярных частях Европы тех лет, и уж тем более не как «огневые линии» Фридриха Великого, но вполне скорострельно. За минуту выпускали пять-шесть пуль. А когда таких пищалей двадцать в узком ущелье, то получается и вовсе огненный вал. Тем более что пушки быстро перезарядили и дали еще один залп картечью.

И без того деморализованный противник довольно быстро побежал обратно в крепость, что и требовалось. Штурм кончился ничем. Противник потерял едва ли не полтысячи бойцов, наши потери ограничивались двумя погибшими и полутора десятками раненых. Тем не менее соотношение по численности оставалось не особенно радующим. Их больше двух тысяч, нас – едва четыре сотни. Во всяком случае, на штурм богдойского лагеря я их не брошу. Слишком много казацких жизней придется положить.