Во-первых, прибыл гонец из стольного града. Ну, не гонец из приказа, а десятник казачий из Тобольска грамоту передал. По той грамоте разрешалось мне, приказному Онуфрию Степанову, возить ясак или в Тобольск-город, или до Москвы. Ну и всякие слова к тому причитающиеся. Подпись стояла не князя, но дьяка приказного. На современный лад – замминистра. Это дело. Обломится воевода ленский. Конечно, путь туда и обратно неблизкий – считай, месяцев пять-шесть. Но политически это очень круто: воевода почти всякую власть надо мной теряет.
Было и письмо от Хабарова. Тот писал, что из Москвы ушло большое войско брать Смоленск. С войском государь. И как доносят его люди, денег в казне почти не осталось. Потому всякий, кто деньгу приносит, будет там принят и обласкан. Это тоже было хорошее известие.
Кстати, из Якутска вести как раз в тему. Воевода велел бить смертным боем того, кто на Амур бежать решит. Фишка в том, что если уж он решит, то ты, родной, его не поймаешь. Сибирь это. Кроме того, народ сюда не только с Лены идет. Идут люди со всей Сибири. Не бурно, но идут. Так мне здесь мегаполиса и не надо. Мегаполисы хорошо себя чувствуют там, где климат помягче, море поближе. Здесь и острог с десятком тысяч жителей идет за мегаполис. Да и когда такие остроги появятся.
За рекой Буреей, в стране дючеров, тех, почитай, почти не осталось: Шархода их всех по Сунгари и далее переселил. Я же не зря каждый месяц посылал вниз по Амуру пару-тройку кораблей с пушками. Те вели себя, как казаки, собирающие ясак у мирного народа. Бедокурили у его соседей. Ясак, кстати, тоже собирали, если выходило. У натков, у очанов, у гольдов. Меняли меха на железные топоры и ножи. Дючеров же просто гоняли, порой жгли. Если тех собиралось слишком много, то стреляли из пушки. Словом, не хотите жить в мире – выдавим. И кстати, почти выдавили. Теперь можно спокойно дальше остроги и деревеньки ставить, землю к рукам прибирать.
Отписал я письма и Хабарову, и его покровителю в Москву. Отправили в Москву и ясак за тот год. С тем караваном и гонец поехал. И не просто с ответным письмом. К нему прилагались два мешочка с серебром. Поменьше – для гонца, побольше – для столичного радетеля. Хабарову я тоже серебра отправил. Немного, но внимание проявил. Осталось только дождаться весточки от Ердена из богдойской сторонки, тогда можно и дальше жизнь мыкать.
Пока ждал, всё думал про Людку-Найдёну. И даже не про то, Людка она или не Людка, а просто что девочка красивая. Зря я тогда, дома, выпендривался.
Одним словом, через три дня я опять к деду Лавру заявился. Чтобы как-то оправдать свой приход, привел ему трех девчушек-сироток в ученицы. Тот их принял. Дом уже был слажен. Парни, что ему помогали, уже изгородь городили. Найдёне принес сладостей привозных, которые маньчжурские купцы на торг везли. Сам не пойму, насколько это вкусно. Необычно, да. В этот раз она взяла спокойнее, голову склонила, типа в благодарность, улыбнулась. Нет, точно Людка. Может, маленько ушибленная, но она.
А потом уже стал ходить едва не через день. Ближники мои даже диву давались. Чтобы я пропустил испытания второго «гатлинга», фальконетов? Раньше об этом и речи быть не могло. А теперь – пожалуйста, возьмите и распишитесь.
В какой-то раз дед Лавр, всё более подозрительно на меня глядящий, взял за руку, посадил за стол. Выгнал всех из дома и начал:
– Я же вижу, Кузнец, по какому ты делу сюда ходишь. Послушай, она девка чудная – может, больная, может, юродивая. Стати бабские так себе. Тебе оно зачем? Ты приказной на целую страну. Под тобой города и сёла, войско, почитай, самое сильное в этом краю. Зачем тебе юродивая девка? Ты позовешь – много красавиц сбежится. А ее потом куда, в Амур бросишь?
Я немного опешил. Почему в Амур? Да и не собирался я красавиц коллекционировать.
– Послушай, дед Лавр! Я не всегда приказным был. Казак я прирожденный, отец мой казаком был. Бедовый был. И девок я целовал вдосталь. Только целовал – что стопку выпил: сейчас здорово, а утром тошно, голова болит. А тут чую: нужна мне эта девка. В первый раз чую. Я ее хоть силой, хоть по добру. Она моя.
Не скажу, чтобы всё это было правдой. Но и нормальным мое состояние тоже назвать трудно. Я ее хотел, и не просто хотел – жаждал, алкал. Не знаю, какие еще есть слова на этот счет.
– А не передумаешь после, не пожалеешь? – всё еще сомневался дед.
– Пожалею, так то моя печаль.
– Тогда давай, чтобы всё как у людей. У нее родни только я. Вот и посылай сватов. Пусть поп Фома вас и обвенчает. Тогда и будь со своей любой. Пойдет так?
Я молчал. Вот уже вторую жизнь бегаю от венца. Может, правда хватит. Даже если она не Людка, даже если останется немой, я хочу, чтобы она была моей. А шут с ним, где наша не пропадала? Правильно, везде пропадала.
– Хорошо, будут сваты, – сказал я и быстро вышел из дома.
Почти побежал к крепости. На пути попадались какие-то люди, что-то мне говорили, о чём-то спрашивали. Только мне было всё равно.