Трезвомыслящие головы из официального Берлина утверждали, что экономическая составляющая СССР гораздо мощнее, чем данные германской военной разведки — абвера. Советская Россия, подчеркивали они, стремительно наращивает темпы промышленного производства. В ответ на выступления дипломатов Кребс буквально взорвался: «Вы все здесь слишком верите советской пропаганде! Считая нас, немцев, дураками, Кремль хочет заставить поверить, что участвующая в параде дивизия действительно оснащена оружием, которое сегодня провезли по Красной площади. Когда речь идет о трех показанных на параде длинноствольных орудиях, то они изготовлены на пльзеньском заводе «Шкода». И мы точно знаем, что во всем Советском Союзе имеется всего лишь три таких орудия. Это значит, что современная техника, которую мы видели на параде, собрана со всего Советского Союза, чтобы произвести впечатление на иностранцев, которых здесь считают дураками».
План «Барбаросса» и его детали считались «делом государственной важности». Он был настолько засекречен, что Кребс сильно удивился, узнав, что о плане нападения хорошо осведомлены посол, его заместитель фон Типпельскирх и советник Хильгер. Вдобавок МИД и Риббентроп дали «зеленый свет» постепенной эвакуации дипкорпуса и членов их семей из СССР. В отсутствие Кестринга Кребс, исполняя обязанности руководителя военного атташе Германии в Москве, через несколько дней заявил в кругу посольских чиновников: «…тот, кто преднамеренно или по недомыслию распространяет разные слухи о войне, несомненно, является изменником родины при отягощающих обстоятельствах…»
Чтобы выслужиться перед начальством абвера, он даже разработал перечень рекомендаций по сокрытию признаков готовящегося нападения из восьми пунктов. Но ни Кестринг, ни Канарис его труд не оценили.
Через своих «друзей» из числа немецких дипломатов «Колонист» узнавал многие детали о поведении личного состава германской миссии, о которых тут же докладывал своим кураторам из госбезопасности.
Густав Хильгер в своей книге «Мы и Кремль» (1955) вспоминал:
«Когда Кребс зашел ко мне в кабинет, я задал ему вопрос о распространявшихся слухах о предстоящей войне. Я сказал:
— Если в этом есть хоть доля правды, то нашим долгом является убедить Гитлера в том, что война Германии против Советского Союза означала бы ее конец.
Я напомнил Кребсу, что Россия за свою долгую историю «нередко терпела поражения, но никогда не оказывалась побежденной». Я упомянул о силе Красной армии, о способности русского народа переносить невзгоды и лишения, указал на огромные просторы этой страны и неиссякаемые резервы.
— Все это мне известно, — ответил Кребс, — но, к сожалению, я не могу убедить в этом Гитлера. После того как мы, офицеры германского генерального штаба, отговаривали его от похода против Франции и пытались доказать неприступность «линии Мажино», он нас больше не слушает. И если мы хотим уберечь свои головы, то должны держать язык за зубами».
Вот они и держали язык за зубами, пока не потеряли головы. А далее Хильгер писал: