Квартира № 41

– Точно не мое. Наверное, оно предыдущей хозяйки.

– Веры? – встрепенулся Коля, узнав, что Надя с ней знакома.

– А ты ее знаешь? – любопытство вдруг воскресило Надю от странного морока.

– Ну, было дело.

– Что значит – было дело? – с возмущением спросила Надя.

– То и значит, что было дело… Пару раз.

– А ты для своих лет действительно парень не промах, – разразилась она гомерическим хохотом, вспомнив диалог с мимолетным собутыльником.

– Тебе что-нибудь еще нужно? – заторопился Коля, чтобы соскочить с темы.

– Да. Передай, пожалуйста, ту стопку бумаг с секретера. И часов в десять вечера стащи мне бутербродов и оливье с праздничного стола.

– Договорились, – выполнил он ее просьбу и дал стрекача.

Когда Вера осталась одна, она произнесла:

– Бегемот, знал бы ты, как мне паршиво! Первый Новый год в разводе, так еще и с сотрясением мозга.

Надя продолжала крутить в руках обручальное кольцо и, присмотревшись, заметила между камней частицы земли.

– Интересно, как она сюда попала? – задала Надя себе вопрос и принялась читать историю про Веру.

Вера

Заметки на полях и тротуарах пьяного купидона

В шестнадцать я, как и все, боялся любить. Открыто презирал людей, которые утверждали, что для любви нужна смелость, твердили, что я трус, а мои крики «я никого не люблю и горжусь этим» – не более чем мелкое позерство и глупая саморефлексия.

Я проповедовал идею, что любовь – это лишний надуманный балласт, который невозможен в эгоистичном обществе потребления и истребления. Всем доказывал с пеной у рта, что ученые придумали гормоны (разновидностью которых считал любовь), чтобы на них валить слабохарактерность и инфантилизм. Это универсальное оправдание, дающее людям возможность отмазаться, да, именно так. Трахнул официантку – гормоны. Мол, не смог совладать. Алкоголь обострил.

Так пьяный подросток с повышенной возбудимостью стал в моих представлениях всепрощаем. Он по определению жизни ни в чем не виноват. Он смывает грех утренним душем, садится за пыльный стол, кладет в ящик фольгу от шоколадки на завтрак – ему эта фольга еще пригодится, он и пустые бутылки из-под газировки хранит, даже дырявые. Утро прозорливо заигрывает майскими соблазнами и предвкушением великого времени переворотов – лета. Вчерашние сорок градусов еще напевают мотивы регги в голове, но что ему до похмелья. Это все будет потом… Позже… А пока он зайдет на привычный сайт и приятной утренней дрочкой будет снимать надуманное напряжение. Иногда параллельно отвечать в мессенджерах мнимым подругам и мнительным друзьям. Для него утренняя дрочка – это просто слить. Какая к ядрене фене любовь.

Я был таким.

Все были.

Кроме нее. Вера никогда не нуждалась в обществе. Друзья-приятели имелись, но она с комфортом жила одна. Ей не требовались хвосты в виде подруг, чтобы пройтись по аллее или набережной. Ей даже не нужна была собака, чтобы сделать действия оправданными и целесообразными и не чувствовать себя одиноко и нелепо во время прогулок. Вера не умела конвертировать жизнь по законам общества. И в отсутствии конфронтаций и духовных близостей (она ни с кем не ссорилась и не дружила) Вера была мне не столь интересна, сколько любопытна. Меня занимало, что я не мог ее подстегнуть, задеть, обидеть и даже рассмешить. Улыбку или ухмылку вызвать мог – но не здоровую подростковую реакцию.

Однажды летом в конце прошлого тысячелетия в опустевшем центре города я коротал не менее пустой вечер. Вроде и пузырь было с кем раздавить, пара однокашников гульбанили по дворам, но учитывая, что деньги к тому моменту из всех брошенных родителями на лето отпрысков остались лишь у меня, я пожадничал и напросился к Вере. Смотреть кино. Ах, как я любил «смотреть кино». Для шестнадцатилетнего пацана это же значит «и сзади, и сверху, и снизу». Как-то мы с моим другом Маратом позвали Таню и Валю (до сих пор помню их имена) «смотреть кино». И занимались непринужденным сексом вчетвером на протяжении почти суток, лишь изредка прерываясь на алкоголь и легкие наркотики. Понятное дело, что никаких фильмов никто из нас не увидел. Поэтому, как надутый индюк, я радостно направился смотреть это самое кино к Вере. Купил бутылку чилийского вина – просто этикетка понравилась, в алкоголе я не разбирался, как и в женщинах. Даже на цену не смотрел – в те времена с винищем было просто: все, что дороже пятидесяти долларов, хранилось за стеклянными дверцами, которые продавцы-консультанты запирали на маленький ключик. Ключик они все время носили с собой в нагрудном кармашке. Поэтому я просто выбирал по цвету – белое или красное (о существовании розового я не подозревал) – и по шрифту, которым написан сорт.

День с ночью играли в прятки. Водила ночь. А день ныкался, зажав солнце подмышкой, и неспешно, шаркая, брел за горизонт в поисках лучшей доли.

Легкая прохлада вечера. В лапах – бутыль, в кармане – пачка вечно неиспользованных презервативов, в ушах – плеер. Иду. Шагаю. Бреду. «Кино смотреть».

Вера открыла мне дверь и выдала прямо с порога:

– Есть нечего. Только огурцы и рис.