Мы выкурили пачку сигарет, сидя на разодранных страницах Бегбедера на лестничной клетке. Когда около трех часов ночи И.В. так и не появился, Вера предложила пойти спать к ней. Я словно сейчас вижу, как мы двигались в сторону спальни. Было антарктически промозгло – Вера обожала холод и открытые окна. Чтобы хотелось поскорее забраться под двуспальное одеяло – согреть пятки о соседние. Мы настолько продрогли, что Вера сразу потянула меня в горячий душ. Для меня все происходящее напоминало апокалипсис. Принимать душ с девушкой, с которой не было секса. Мылить мочалку, тереть спину, икры, щиколотки. Выдавливать на ладонь шампунь и мыть ей голову. От холода у меня пропала эрекция. Иногда, опустив взгляд на мой пах, Вера в сомнениях отворачивалась, принимая это на свой счет.
Хотелось бежать.
Но я понимал, что уже не уйду от нее. Ни утром, ни даже через неделю.
Залпом осушив несколько кружек горячего чая и все еще дрожа от холода, мы забрались под теплое одеяло. Вера отвернулась к стене, сделав вид, что уснула. Ее мокрые волосы намочили подушку, и мне не спалось. Я провел пальцами по позвоночнику Веры. Сначала едва касаясь. Потом чуть царапая ногтями. И отчего-то больно ущипнул ее за бок. Вера развернулась и схватила меня за нос.
– С ума сошел? Думай, что делаешь!
– Руки убери от моего лица! – Я откинул ее руку на подушку. Майка, в которой она спала, затрещала, но не порвалась.
Вера пыталась сделать мне “сливку” снова и снова. Несколько раз я прекращал это действие мягким ударом по руке. Закончилось все едкой пощечиной. Я не успел среагировать – и пятерня полетела прямо мне в лицо.
Я схватил Веру за волосы и нежно прижал к своей груди. Поцеловал в затылок.
И она вдруг расплакалась.
Мне не оставалось ничего иного, как сказать:
– Кажется, я тебя люблю…
Вера не поверила, но все равно уснула.
А я уже тогда, наверное, действительно ее любил.
…После того как Вера устроила на подоконнике сцену с ремнем, я стараюсь не подходить к окну. Выпиваю. Работаю. Но чаще выпиваю. Мысленно кидаю себя в терновый куст. Сам себя из него вытягиваю за уши. Вынимаю колючки и складываю их в тяжелый сундук.
В кафе внизу дома я не появляюсь уже семьдесят два часа. Почти не ем.
Я не готовлю. И редко захожу в отделы, ассортиментом отличных от винных.
…Были дни, когда я обязательно появлялся в излюбленном «домашнем» кафе, как я его привык называть. В пятницу – ночью, перед тем как, нахлебавшись, отправиться домой – чаще в одиночестве, но иногда в сопровождении безымянной дамы, которую наутро прогонял. В воскресенье – ближе к вечеру, когда отходил от выходных; заказывал несколько тарелок бульона с яйцом, отпаивался глинтвейном и читал обзор прессы за неделю. И обязательно в понедельник. С утра я ездил в компанию доверительного управления – узнавал, не банкрот ли я и не Скрудж ли Макдак, забирал бумаги, подыскивал, куда приткнуть деньги. Иногда заезжал в офис компании, занимающейся сдачей в аренду торговых площадей, от управления которой давно отошел и остался там номинально, а потом с чистой совестью приговаривал пару бокалов односолодового виски в заведении у дома.
Вера точно по расписанию, сверенному со мной, назначала рабочие встречи на судный день начала недели там же. Около трех она приходила в кафе и садилась за угловой стол. Ее собеседники сменялись – один за другим, как и чашки чая на ее столике.
С тех пор я люблю понедельники и никогда не упускаю возможности повидать Веру. Войдя в прокуренный зал и не заметив ее за облюбованным столиком, я начал волноваться… Думал позвонить, но не стал… Нет – значит, занята другими делами… Около шести она возникла в дверях – растрепанная и потерянная… Встала как вкопанная, лишь переступив порог. Жестом показала хостес – с меню не подходить. Не снимая пальто и прочих атрибутов условной женственности, направилась ко мне.
– Ты пил?
– Пил, – мрачно ответил я.
– Где твоя машина? – Она частыми движениями жевала жвачку, как будто по указанию стоматолога.
– Возле дома. На стоянке.
– Доставай ключи и считайся. Поехали, – командирским тоном приказала она.
– Куда?
– Потом объясню, как доедем… Ну ты считаешься???
Я знаком подозвал официанта. Подошел некто с бейджиком «Марк». Но не Марк. Не тот Марк, которого я привык называть Марком. Видимо, денег на дополнительную форму или бейджики у кафе не было… Или всем так было удобно. Или же официанты выручали друг друга… Провел карточкой по кассе – значит, Марк, а кто ты на самом деле – до этого никому, включая менеджера, дела нет.
Я уже много лет не ездил с Верой. В последний раз, когда мне довелось сидеть на пассажирском сиденье управляемого ею автомобиля, она путала право – лево, резко тормозила и не знала половины дорожных знаков. И это несмотря на пятилетний стаж. Сейчас стаж перевалил за десять лет и, наверное, несколько сотен тысяч километров. То ли я был пьян, то ли мне действительно было спокойно, то ли я уже вообще не боялся отправиться в мир иной.