— Во-во, и я о том же! — вставил Док. — Голоса уже слышит — значит, шизофрения в первой стадии.
— Да идите вы! — огрызнулся обиженный Гласс.
— А мы и идём! — улыбнулся Док.
Они действительно шли: троица пересекала огромную скучную равнину и, чтобы как-то отвлечься от её зелёного однообразия, Хась предложил обсудить Глассовы видения… Гм…, как теперь выяснилось — сделал он это весьма опрометчиво.
Гласс хоть и обижался на не всегда корректные шутки друзей, но остановить его поток сознания было невозможно:
— Да поймите вы, не случайность это! Не просто так мне всё это привиделось: и красная дорога, и пыль, и тяжесть, и взгляды эти, и голоса. Теперь я знаю: это мой разум корчится под весом моего тела, пытаясь освободиться от него и взлететь над этой суетой, над этими злыми голосами и жадными взглядами… А эти голоса, эти взгляды требовали: иди, терпи, неси, не останавливайся…, потому что так положено, потому что это жизнь — все идут, и ты иди, все несут, и ты неси! Я слышу эти голоса, я чувствую эти взгляды… и понимаю: здесь что-то не так! Не так, не так, не так… Не здесь моё место, не здесь мой ДОМ — не на этой красной пыльной дороге, не среди этого гомона и этих безумных глаз!
Гласс замолчал. Он шёл по траве и глядел строго вперёд странным, невидящим взглядом. Хась и Док, шагавшие рядом, молчали: такого Гласса им наблюдать ещё не приходилось.
— Мы тысячелетиями привыкали жить исключительно заботами нашего тела, — продолжал Гласс. — Мы — рабы своего тела: мы вкалываем для него и радуемся тому, что оно у нас есть. Вся наша цивилизация построена на культе тела, и вся наша история — культ тела… — Гласс вздохнул. — И все интеллектуальные достижения меркнут перед культом тела. И погубит человечество какая-нибудь энная мировая война, которая тоже начнётся из-за культа тела… И никто не задумывается: а действительно ли оно нам так необходимо — это тело? А может быть, пора уже избавиться от него и освободить свой дух и свой разум?
Док грустно усмехнулся:
— Как в милицейском рапорте: «Убийца избавился от тела, выбросив его в мусорный бак».
— Именно — в мусорный бак! — сверкнул глазами Гласс. — И вот, что я вижу потом: моё тело на траве, мой разум отрывается от него и летит, летит… выше и выше… И вдруг я оказываюсь на поверхности океана, и понимаю — это ДОМ. Дом, понимаете? Мне хорошо здесь, я понимаю, что сюда я и стремился всю свою жизнь, сюда стремилась моя душа, мой разум, здесь живут и сбываются мои мечты. И не только мои — мечты всего человечества сбываются здесь. И это — не фантазия! Я видел это так же ясно, как вижу вас сейчас, как вижу Квеста на плече у тебя, Хась, как вижу Точку у ног Дока… Я видел это! Дом нашей мечты, он — существует!
— Да вот он — Дом твоей мечты! — воскликнул Хась, делая широкий жест рукой — Мы как раз внутри него. Органического тела человек здесь не имеет, свобода разума — полная, бессмертие опять же… Так что, Глазик, вот он — Дом-то, здесь, в Бестерляндии окаянной! Ты сам же нам об этом говорил! Или забыл?
Гласс как-то виновато взглянул на Хася, улыбнулся и тихо сказал:
— Да нет… не здесь.
— Что-о? — удивился Док. — Не зде-есь? А где ж ещё? Мож, ты из этой…, из Атлантиды?
Гласс остановился. Задумался. Затем, что-то, видимо, обдумав, ответил:
— Понимаешь, дружище, в Бестерленде всё идёт по земному сценарию. Снова вражда, снова оружие, войны, выстрелы, смерть. Здесь есть ещё повод для нажатия на курок, и мы это знаем. А значит, Новый Мир тоже — обречён. Он — заложник человеческого мышления, выработанного культом тела… — Гласс огляделся. — Да и океана здесь нет!
Док вздохнул.
— Да, океана нет, хотя… мы ещё не всё здесь обошли. Но, извини, Гласс, мне кажется, что всё гораздо проще, чем ты нам рассказал. Нет никакого Дома и не будет никогда! И по очень простой причине.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался «оживший» Хась, — интересно!
— Ничего интересного и ничего необычного — лениво продолжал Док, зачем-то глядя на небо. — Вот этот твой Скрябин, Гласс, придумал такую идеальную, такую одухотворённо-божественную «Мистерию», способную превратить человечество в миллиарды Иисусов, предсказал по ходу дела кучу всего…, а предприимчивые граждане создали предвиденные им телек и радио, дискотеки с цветомузыкой и концерты «под фанеру». И стали всё это продавать. И философская романтика на деле обернулась звонкой деньгой! Но дальше всех пошёл наш Дядя Чак: он взял самую главную идею твоего Скрябина: освобождение разума от тела, грёбаное бессмертие, и — на́ тебе: успешненько превращает её в бизнес. Прям на наших глазах! Так что глянем на вещи трезво: не будет в нашем человеческом мире никаких «Мистерий» и никаких «Домов». Всё — в дело, «бабло побеждает зло»! А всякие там романтизмы, философии, возвышенные стремления, любовь, мечты о спасении человечества — так, песенка красивая для отвода глаз! Самообман. Или пиар, реклама! Главное же, Гласс: и на Земле, и в Бестерленде «материя — первична, сознание — вторично»! Классиков читать надо, Марксэнгельса!