Квестер

— Ты считаешь, — решил уточнить Хась, — что Грубер будет… зарабатывать на Бестерленде деньги? Входные билеты продавать? Однако вспомни, Док: Филгудыч ведь не шутил, когда рассказывал, что Грубер хотел создать новую цивилизацию…!

— Я со Старика нашего вообще протащился тогда: это ж надо — с его-то опытом поверить в такое «разводилово»! — рассмеялся Док. — Ну чем, скажите мне, чем Грубер занимался раньше? Придумывал и продавал, а больше ничем! Конечно, будет продавать билеты: не сейчас, так потом! А ты думал, папаша Чак, как Скрябин, будет о человечестве думать? Щас, разогналси! Тока шнурки погладит: «леди и джентльмены, билеты в бессмертие продаются в шестой кассе! Членам профсоюза миллиардеров — скидки!»

— Остекленеть! — тихо сказал Гласс. — Неужели и этот Новый Мир, в котором мы живём теперь, превратится в… простой балаганный аттракцион? Не может этого быть…, я не верю…

— А я не верю в твой «Дом-океан», — воскликнул Хась. — Откуда ты его взял?

— Я его видел! — огрызнулся Гласс. — Как сейчас тебя вижу!

— Марксэнгельс, Гласс, Марксэнгельс! — успокаивающим тоном сказал Док. — Это папаша Чак подсунул нам какой-то цифровой галлюциноген, а ты его «нюхнул».

Гласс, похоже, готов был заплакать от бессилия:

— Док, но я же видел океан, я чувствовал себя свободным, я летел, я…, я видел ДОМ, настоящий дом! Ведь всё это существует, я знаю!

Док остановился, повернулся и, глядя прямо в глаза друга, сказал — медленно и зло:

— Знаешь, Глазик, я на Земле тоже видел во сне, что сплю с Шарлиз Терон, так что ж с того?

Возникла пауза. Гласс вроде бы что-то хотел ещё сказать, но лишь буркнул «Да что тут с вами…», махнул рукой и, широко шагая, ушёл далеко вперёд. Его спутники, переглянулись и двинулись следом. Пока нагоняли Гласса, Хась признался Доку:

— Знаешь, если бы там, на Земле мне мой самый лучший друг сказал, что человек теперь может жить вечно и обходиться без еды и воды, я бы, не колеблясь, его в психушку отвёл. А теперь вот — сам убедился, что есть такое дело…

— Это ты к чему? — спросил Док.

— Да так просто… Думаю вот: может наш Глазик-то не так уж и не прав? Откуда-то он взял этот «Дом-океан»?

— Всё может быть! — задумчиво ответил Док. — И «Дом-океан», и «Ковер-самолет», однако я пока своими глазами видел только «Диван-кровать».

Друзья засмеялись и тут на них сзади из травы, словно леопард, бросился человек. Он сбил их обоих с ног, прижал своим телом к земле и прохрипел:

— Ти-хо-о!

Осторожно повернув головы в сторону нападавшего, Хась и Док с удивлением узнали в нем Гласса.

— Ты чо, Глазик? Нельзя ж так обижаться! — прошептал Хась, пытаясь подняться. Но Док уже всё понял:

— Хась, блин, лежи тихо! Там впереди кто-то есть!

Глава десятая

1

Конечно, когда Кейт Вульф передала требования Тестера нетерпеливо ожидавшим её жителям Дорстауна, в городской ратуше началась паника, смешанная со всеобщим крайним негодованием. Одни хватались за голову и проклинали всё на свете, другие тихо молились, смирившись с судьбой и ожидая неминуемой смерти, третьи возмущались неслыханной наглостью неизвестного бандита: как посмел этот дремучий русский обращаться с первыми (и законными!) жителями Бестерленда как со стадом овец?!

Однако праведный гнев дорстаунцев выражался, в основном, в громких словах и дальше требований «обуздать», «наказать», «растоптать» дело никак не шло. Горожане стояли, кричали, потрясали оружием, и всё ждали, когда кто-нибудь возглавит их самооборону и поведёт самых решительных «крошить» наглого русского бандита.

Руководство же Дорстауна в лице цифроклонов Чарльза Грубера, Джимми Солта и Стивена Торнсона, уже устав от непрекращающихся понуканий (типа: «в конце концов, сделайте же что-нибудь!»), беспрестанно совещалось, сомневалось и никак не могло прийти к какому-то решению. Время шло, все сроки, установленные русским, прошли, а население города всё топталось в ратуше: страх сковал их волю, а разгулявшиеся эмоции не позволяли реально оценить ситуацию.

Однако нашлись и трезво мыслящие, хоть таковых и насчитывались единицы. Среди них выделялся своим спокойствием и рассудительностью Вёрджинал Браун, выполнявший в Дорстауне, ко всему прочему, ещё и функции священника. Поначалу он пытался утихомирить бушующую толпу, призывая к тишине и предлагая высказываться по одиночке, но затем, видя бесполезность своих усилий, стал искать среди паникующих горожан тех, кто хотя бы пытался дать разумную оценку ситуации.