Квестер

Тестеру сразу стало как-то стыдно за свой страх, и он («эх, была — не была!») вышел из укрытия. Тот час же по поляне пронёсся звук, похожий на вздох. Все горожане, вскочив на ноги, с тревогой смотрели на него. Кейт взяла Тестера за рукав и потянула в город.

— Оньи вишли. Тамь свободьно. Иди… идьем, рюсски!

— Да-да, иду, — ответил Тестер, не отрывая взгляда от поляны. Каких-либо движений там не наблюдалось. Все просто стояли и молча смотрели. Тестер перевёл взгляд на стену: и там было тихо. Вскоре вслед за Кейт он вошёл в Дорстаун.

3

Тестер увидел почти точную копию городков из фильмов-вестернов. Одна улица, коричневые двух-трехэтажные домики, смешные вывески и ставни-жалюзи на окнах. Несколько лошадей (аватаров!), привязанных у салуна, церковь с колоколом на самой верхушке и ратуша с куполом и большими часами — всё, как в легендарных кинолентах с участием Клинта Иствуда. Один конец улицы завершался воротами, через которые они с Кейт вошли в город, другой выводил в большой парк со скамеечками, беседками и подковообразным зданием летнего театра. Собственно, осматривать тут было практически нечего, но Тестер проверил каждый уголок.

Глава одиннадцатая

1

Пахан с остатками своей паствы, — с запада, и Дед Пихто с чеченцем Шамилем, тоже подобравшие несколько счастливчиков, которым повезло выбраться из цепких объятий Реки, — с востока, шли навстречу друг другу, и, наконец, встретились.

Произошло это недалеко от Обители, куда Пихто с Шамилем пришли на пару дней раньше Пахана. Они принялись обустраиваться в развалинах огромного ангара, не пережившего «земляного цунами», рыть землянки, и поочерёдно прочёсывать окрестности на предмет поиска выживших обитателей и полезных в быту вещичек. Во время одной из таких вылазок Шамиль увидел уныло бредущих по лесу людей с оружием. Это была разведка Пахана. Не зная этого, спрятавшись за большим кустом можжевельника, Шамиль подпустил разведчиков поближе и, внимательно рассмотрев их (и узнав кое-кого), скомандовал:

— Стой, орлы! Свои здэсь! Нэ надо стрэлать!

Однако не успел он договорить, как люди жахнули из всех стволов по кусту, за которым он сидел. Пули заверещали вокруг Шамиля, то и дело впиваясь в его тело. Чеченец отполз в сторону, поднялся и, прячась за деревьями, побежал в обход.

Разведчики, видимо, бойцами были неопытными, поэтому, расстреляв магазины, пошли к кусту — смотреть на «убитого» ими чужака. Шамиль, тем временем, зашёл им в спину и уже намеревался проучить горе-стрелков хорошими ударами своей дубины по их тупым головам, как вдруг его что-то сбило с ног. Падая, чеченец успел повернуться и, уже лежа на спине, увидел Пахана, наставившего на него ствол своей М-16.

Сердце ёкнуло у Шамиля: он представил, что сейчас Пахан вытащит свой «луч» и полоснёт им, отправляя его грешную душу на тот свет. Но Пахан только смотрел на него бешеными глазами и всё сильнее придавливал Шамиля к земле стволом винтовки.

— Жив, собака! Ничего тебя, гада, не берет! — прошипел Пахан, и, подняв голову, крикнул: — Ко мне!

Подбежали «солдаты», связали Шамилю руки и ноги, и, по указанию Пахана, накрепко притачали его к дереву. Пахан распорядился проверить всё вокруг, а сам, усевшись напротив чеченца, начал допрос.

— Кто в Обители кроме тебя?

— Нэт Обытели, Пахан! — ответил Шамиль, тяжело дыша от ярости. — Рухнул дом, завалыло всё.

— Я спрашиваю: кто с тобой? — повторил вопрос Пахан.

— Э-э, Пахан! А гдэ твой «луч»? Патэрял? Ха-ха-ха! — Шамиль засмеялся нарочито громко и так противно, что Пахан не выдержал, и заехал ему прикладом винтовки по зубам.

Шамиль замолчал.

— В третий раз спрашиваю тебя, мразь, с кем ты пришёл в Обитель?

— Одын я! Нэ вэрышь, Пахан — сходы сам и посмотры! Я…, я одын пришель! Из Рэки выплыл и — пришель!

Пахан, видимо, понял, что толку от расспросов не будет, и заставил себя успокоиться. Он отправил разведчиков в Обитель и надолго замолчал, глядя то на Шамиля, то на тропинку, по которой ушли к Обители его «солдаты». Потом поднялся с земли и стал расхаживать вокруг пленного.

— Значит, говоришь, «луча» ты моего боялся? А ведь нет у меня теперь «луча»! Нету! Не нужен мне теперь «луч»! Я, всё равно, как был Владыкой, так и остался, а вот ты, падаль трусливая, лежишь передо мной связанный и смерти ждёшь! Эх! Не «луча», Шамилька, надо было бояться, а меня! Меня, Владыку! Вот в чем твоя ошибка!

Шамиль не отвечал, только ругался по-чеченски, проклиная Пахана и всех его родственников. А тот продолжал свой монолог.

— Что, рычишь, собака? Не нравится? То-то! А ведь чем плоха была твоя жизнь, а, Шамиль? Ты у меня был правой рукой, я тебе доверял, бойцы у тебя были…. Что тебе не нравилось? Молчишь? То-то и оно!

Пахан сел на вечносвежую и вечнозелёную траву Бестерленда, вздохнул, и вдруг тихо сказал:

— Как ни крути, Шамилька, а мы с тобой тут, похоже одни остались, видно нам тут с тобой на роду написано вдвоём век доживать! А вдвоём мы того…, не сможем, потому как каждый из нас хочет быть паханом! Так что, не обессудь!

Шамиль уже и не ругался, только без конца тянул какую-то песню или молитву…

2