Квиллифер

Доринда расхохоталась и стукнула меня по локтю деревянной ложкой. Боль пронзила кость и дошла до самых зубов, вызвав онемение руки.

Когда я пришел в себя, мне ничего не оставалось, как закончить свежевать теленка – я сложил все получившиеся у меня куски на соломенную крышу кухни, чтобы до них не добрались собаки. Я знал, как расколоть череп, не повредив мозг, и, сделав это, сложил его в миску вместе с зобной и поджелудочной железами.

Закончив, я отдал собакам обрезки, снял одежду и отправился на озеро, чтобы помыться, но сделал небольшой полукруг, глядя на окружающие горы в надежде найти тропу, которая привела бы меня к свободе. Я обнаружил несколько тропинок, уходивших в развалины в верхней части долины, но все они, во-первых, оказались достаточно крутыми, а во-вторых, находились на виду у вооруженных разбойников. Попытка побега в дневное время стала бы настоящим самоубийством. А на ночь меня запирали в тюремной камере, так что только хитрый план мог помочь мне обрести свободу.

Конечно, путешествовать в горах ночью намного опаснее, и я мог заблудиться в местах, которые разбойники прекрасно знали. Я плохо ориентировался в лесу и совсем не представлял, как ускользнуть от неизбежной погони.

Дорога привела меня к ручью, питавшему озеро, там я сбросил оставшуюся одежду и нырнул в холодную чистую воду. Как крысы с тонущего корабля, вши бросились спасать свои жизни, а я давил их ногтями, пока они отчаянно трепыхались в воде.

К сожалению, в большинстве своем они переживут купание, и мне оставалось утешаться тем, что я покончил хотя бы с одиночными представителями этого рода мучителей.

После купания я вытерся пучками травы, оделся и вдоль ручья пошел через ивовую рощу к утесам.

Рощу наполнял свежий прохладный аромат, а с наступлением осени листья стали золотыми. Около утесов я обнаружил древнее сооружение: полукруг желто-коричневого песчаника, заросший кустарником и стеблями вьющихся растений, а перед ним глубокий и широкий желоб, наполненный водой, которая текла из источника у основания скалы. Я увидел рухнувшие колонны и арки и сообразил, что передо мной зимний сад, памятник божественному духу источника.

Я знал, что подобные сооружения строили в древней империи экои. Они никогда не покоряли Форнланда, тем не менее кто-то построил здесь копию древнего сооружения.

Охваченный любопытством, я осмотрел развалины и обнаружил древние погребальные урны из мрамора, со следами изящной резьбы, изображениями цветов и виноградной лозы, тяжелой от спелых гроздьев, сейчас превратившиеся в развалины.

Печальные руины среди плакучих ив соответствовали моему мрачному настроению. Я запрыгнул на край желоба, перешагнул через воду и оказался там, где когда-то стояла центральная арка. Природный источник бил в маленьком гроте, а оттуда вода вытекала по свинцовой трубе с толстыми стенами – она вполне могла просуществовать тысячу лет.

Над трубой находились руины арки, заросшие вероникой и ползучим вербейником. Вода, которая сочились сквозь стены грота, падала в источник, и в замкнутом пространстве звучало тихое эхо.

Я присел на корточки на берегу источника и опустил руку в холодную воду. С берега в желоб плюхнулась лягушка.

Когда мои глаза приспособились к сумраку грота, я заметил нечто бледное среди мусора и, наклонившись ближе, разглядел человеческую руку.

На миг кровь похолодела у меня в жилах, а потом я увидел, что рука принадлежит не трупу, а сделана из розового мрамора. Я осторожно расчистил мусор и водяные растения с руин арки и обнаружил статую женщины в древних одеяниях. Статуя была высотой в четыре фута и лежала на боку, опираясь щекой на руку, словно спала.

Полностью очистив статую от мусора, я, словно ребенка, поднял ее на руки, вынес из грота и положил в желоб, чтобы отмыть мрамор, а потом поставил внутри развалин. Она была изображена в изящной позе, одной рукой подпирала щеку, в другой держала букет водяных лилий. Одеяния открывали одну грудь, волосы плавно струились по плечам, но черты лица настолько исказило время, что сейчас я мог только догадываться о том, как оно выглядело прежде: нос полностью стерся, остались лишь слабые очертания лба и губ. А на губах след озорной улыбки.

Несмотря на преклонный возраст и плачевное состояние, в древней статуе чувствовался проказливый дух, некое веселое кокетство, сильно поднявшее мне настроение.

– Ну, госпожа, – сказал я. – Складывается впечатление, что мы оба попали в трудное положение.

Я набрал в ладони воду и смыл пятно грязи с шеи нимфы. И тут я услышал, как в лагере разбойников затрубил рог – всех собирали на ужин.

Я встал и вежливо поклонился статуе.

– Я надеюсь поухаживать за вами завтра, – сказал я, – если негодяи мне не помешают.

Я вышел из рощи с неожиданно легким сердцем. Клонившееся к западу солнце окутало лощину тенями, и лишь кроны росших на скалах деревьев оставались ярко освещенными. Я едва успел разглядеть человеческую фигуру на фоне неба, солнце оставило алый отблеск на его красной шляпе или рыжих волосах, потом он повернулся и исчез.