Квинтовый круг

Шлеп-Нога на малой скорости проехал еще метров тридцать, остановился и врубил дальний свет.

Вначале я не разобрал, что там такое: будто какая-то скрюченная фигура, выпрямляясь, выходила из низкого поклона в исходное положение. Затем понял, что это человек, стоящий на коленях на чем-то белом. Рядом – темный провал могилы.

2

Человек в синей куртке и светлых брюках торопливо поднялся и, сделав характерный жест рукою (застегивая молнию на ширинке), уставился в нашу сторону, щурясь от света.

Белое, как коврик, осталось у него под ногами. Присмотрелся… и мне сделалось жутко. Белым оказалось платье женщины, лежащей на спине, с оголенными и раздвинутыми ногами, на краю могилы. Чуть сбоку красным пятном с черной окантовкой выделялась крышка гроба. Рядом в насыпной свежий холмик была воткнута штыковая лопата.

Гнутый закурил, открыл дверцу и выбрался наружу.

– Привет, мастер, – сказал он, сделав пару шагов вперед, но не входя в конус света. – Извини, что помешали…

– Какого черта?! – огрызнулся мастер, выбирая ногами среди кочек место поровнее.

– Сейчас узнаешь, – ответил Гнутый, – а у тебя как?

– Что как?

– Тепленькая еще? Или ты предпочитаешь в охлажденном виде? Из морга. В таком случае я советую тебе поступить ночным сторожем в одиннадцатую больницу. Там, по крайней мере, не нужно будет заниматься земляными работами.

– А тебе какое дело? – спокойно спросил мастер, узнав Гнутого. – Жалко, что ли?

– Заткнись!

– А ты не пугай! – взбеленился было мастер, но сразу сник. – Зачем приехал? Очередного жмурика спрятать нужно? Тогда выкладывай его и проваливай.

– Вот так-то лучше, – сказал Гнутый, присаживаясь на капот «Москвича». Машина плавно осела на правый бок.

Мастер продолжал стоять на одном месте, переминаясь с ноги на ногу. Его тень перемещалась по соседнему памятнику как маятник.

– Слушай, мастер, – продолжил Гнутый, – нам нет никакого дела до твоих слабостей. По этому поводу Уголовный кодекс не очень строг, если родственники потерпевших не потребуют удовлетворения за моральный ущерб. У нас к тебе более прозаическое дело.

Мастер, очевидно, воспринимал это как издевку, которую необходимо перетерпеть молча. Ведь ему еще нужно зарыть могилу… Пока не рассвело.

– Так вот, мастер, – приступил Гнутый к самой сути, – сколько официально жмуриков проходит за сутки через твое заведение. Пятнадцать, двадцать?

– Обалдел, что ли! – возмутился мастер. – Да не более семи.

– Врешь! Но не будем мелочиться: примем за основу – десять.

– Ну и что?

– А то. Просчитаем и этих десятерых, – Гнутый засмеялся, – как тех десять негритят.

Тихая работа двигателя убаюкивала, и я уже чувствовал себя не измотанной напряжением жертвой, а чуть ли не сотоварищем Гнутого и с любопытством прислушался к диалогу.

– Считай, если тебе нужно, – зло сказал мастер.

– Загибай пальцы, – Гнутый поднялся с капота, давая понять, что дальнейший разговор будет серьезным. – За незаконное подселение сколько берешь?

– Пятьдесят, – начал торговаться мастер.

– Сто, – поправил его Гнутый. – А за то, что укажешь номер могилы ближе к проезжей части? Или «смилостивишься» и дашь растерявшимся родственникам, забывшим дома свидетельство о смерти?

– Но не все же забывают, – возразил мастер.

– Большинство, но я не ввожу поправочный коэффициент, компенсируя такими неучтенными мелочами, как молоток для заколачивания крышки гроба, которого, как ни странно, не окажется у водителя катафалка потому, что ты с ним договорился заранее, или ведерко, чтобы набрать воды для цветов. А сбор пустых бутылок? Да это же Клондайк!

– Бутылками я не занимаюсь, – угрюмо заявил мастер.

– Знаю. Этим у тебя занимается Маргарита, но пьете-то вместе.

– А тебе какое дело, с кем я пью? – завелся мастер, и я прямо кожей ощутил, как ему не терпится, чтобы мы поскорее убрались.

– Не перебивай старших.

Мастер устал стоять и прислонился к ограде соседней могилы.

– По нашим подсчетам, – будто читая лекцию на курсах бухгалтеров, монотонно продолжил Гнутый, – ты заколачиваешь в день более двухсот рублей.

– Считай лучше свои деньги!

Гнутый щелкнул окурком, и он по светящейся траектории упал к ногам мастера.

– Я именно их и считаю, эти самые свои деньги, которые ты задолжал мне за два месяца.

– Я работаю через сутки, а кроме того, был неделю на больничном.

– Больше ты болеть не будешь, – многозначительно сказал Гнутый, и мастер, почувствовав в этой фразе скрытый смысл, угрозу, оторвал задницу от ограды и выпрямился.

– Это почему же? – угрюмо спросил он.

– Потому что смерть – самое универсальное лекарство от всех болезней, – чужими, книжными словами ответил Гнутый. – Я тебя сколько раз предупреждал?

– Два.

– Врешь! – психанул Гнутый и засунул руку в карман куртки.

Это движение не ускользнуло от внимания мастера, и он завертел головою, словно прикидывая, в какую сторону прыгнуть.

– Да отдам я тебе эти бабки, – заволновался мастер, – дай хотя бы неделю!

– Ты же знаешь, что больше трех раз не напоминают. И я уже отключил счетчик.

Увидев, что Гнутый вынул руку из кармана, мастер сделал какое-то резкое движение, будто насыпной грунт осел под ногою.