– Не дергайся! – произнес Гнутый и клацнул стволом пистолета. – Подойди ближе.
– Куда? – прохрипел мастер: спазмы страха сдавили горло.
– К краю…
– Зачем? – снова спросил он, но как кролик под взглядом удава, сделал два шага к могиле.
– Чтобы после не таскать тебя за ноги, – ответил Гнутый и поднял руку. – Как говорили в таких случаях? – глянул он на нас через плечо. – Именем закона?..
И замолчал, но выстрел вслед за этим не последовал. Я сразу подумал, что Гнутый все это просто разыграл. Он действительно опустил руку с оружием, но, повернув голову в нашу сторону, неожиданно прошептал в несвойственном ему тоне:
– Что это? – И спрыгнул с капота.
– Баба… – словно отвечая на вопрос Гнутого, так же шепотом произнес Шлеп-Нога.
Я перевел взгляд с мастера на лежащий рядом труп женщины, и, образно говоря, волосы зашевелились у меня на голове…Одна рука ее была поднята ладонью к лицу. Казалось, что она прикрывает глаза от света.
– Чего баба? – не понял Таран, но когда увидел, как эта рука оторвалась от лица и стала совершать плавные движения, словно что-то рисуя в воздухе, откинулся на спинку сиденья. – О! – только и смог произнести он.
– Я… завтра… достану деньги, – заговорил мастер, поняв, что ему дана отсрочка и теперь нужно закрепить ее уверениями, – и сам принесу тебе.
Пауза затягивалась.
Женщина между тем перестала жестикулировать, приподняла голову и после двух попыток села. Сдвинув ноги и одернув подол платья, она, как после тяжелой работы, сделала глубокий вздох.
Мастер обернулся… и увиденное было последней каплей для его психики: сознание померкло, как свет выключенной электрической лампочки. Он даже не вскрикнул, завалившись в темный провал могилы. Глухой удар о гроб и все…
Женщина поднялась на ноги, отряхнула платье и посмотрела в нашу сторону. Это была Вита…
Не выдержав ее взгляда, Гнутый, еще больше ссутулившись, осторожно, будто боясь нарушить хрупкое равновесие, стал пятиться к открытой дверце машины.
Вита посмотрела по сторонам, увидела рядом воткнутую в землю лопату, взяла ее.
Гнутый сел на свое место.
– Это черт знает что, – нервно произнес он, не боясь показаться растерянным.
Вита, став к нам боком, не торопясь, стала засыпать могилу.
Шлеп-Нога, не теряя времени на разворот, включил заднюю скорость и газовал до тех пор, пока не оказались на первом перекрестке.
Лишь когда впереди перестало маячить белое платье, к моим спутникам возвратился дар речи: «Вот это да!», «Волосы дыбом», «Как она его»… «Доигрался мастер».
– А ты правда хотел его пристрелить? – спросил Шлеп-Нога Гнутого, когда мы поравнялись со старыми участками кладбища.
– Да ну, зачем, – ответил Гнутый, доставая сигарету. – Просто попугать хотел, а оно совсем по-другому вышло.
– А ведь он там может задохнуться, – заметил молчавший до этого Таран.
– Конечно, если та сверху много насыплет, – согласился Гнутый.
– А тогда на его место кто?
– Святое место пустым не бывает. Желающих много. Отбирать будем на конкурсной основе. Ты не хочешь стать мастером?
– Не! – усиленно замотал головою Таран. – На кой хрен мне это нужно. И по мне, лучше живые бабы, чем мертвые.
Два толчка по трубам поливочного водопровода. Поворот возле лесополосы. И в этот момент машина завиляла, теряя скорость, будто въехала на песок.
– Поймали, – выругался Шлеп-Нога, останавливая «Москвич» и открывая дверцу.
Гнутый вышел вместе с ним.
– Гвоздь, наверное, – предположил Таран и зевнул, – теперь запаску нужно ставить.
Гнутый присел возле переднего колеса, Шлеп-Нога пошел вокруг машины.
– Таран, – окликнул Шлеп-Нога, – принеси фонарик в кармашке правого сидения.
Таран достал фонарик и выбрался из машины. Я остался один.
Шлеп-Нога, подсвечивая себе, наклонился возле багажника, чем-то заскрежетал по днищу машины.
– Гнутый, – позвал он, – иди смотри.
И показал подошедшему напарнику то, что удалось вытащить ему из-под колес «Москвича» – похожее на колючую проволоку, только с более длинными шипами.
– Гибрид, – пояснил он, хотя в этом и нужды не было. – Все четыре колеса на ободах.
Реакция Гнутого была мгновенной – разворот на сто восемьдесят градусов (лицом к лесополосе) с одновременным подбрасыванием локтя правой руки вверх (для перемещения кисти с уровня колена до уровня кармана куртки), но я не увидел, успел ли он выхватить пистолет… Со всех сторон к машине метнулись стремительные тени.
Что-то длинное взлетело над капотом, ударившись об него так, что вся машина вздрогнула, и проскользнуло влево. Это Таран, рассматривающий переднее колесо, получил мощнейший удар в челюсть и оказался с другой стороны «Москвича». Сзади, где до этого стояли Гнутый и Шлеп-Нога, вообще была куча-мала. Короткие выкрики (А… а!..У!.. ы!..), глухие удары, словно о мешок с песком, тяжелое дыхание.
Вот и все, подумал я с облегчением, нисколько не сомневаясь, что сейчас кто-то подойдет к машине, откроет дверцу и, наклонив голову, скажет: «Выходите, Евгений Иванович! Приносим извинения, что операция несколько затянулась».
Но подходить никто не торопился, а услышанное меня насторожило…
– Порядок, мать их так! – произнес кто-то, чиркнув спичкой.