Квинтовый круг

– Выслушайте меня спокойно, уважаемый Виктор Иванович, и постарайтесь понять, – человек сделал небольшую паузу, будто подыскивая слова. – Вы внушили себе, что являетесь другим человеком, внушили себе другую жизнь, выдуманную вами. Такое часто бывает в нашей практике и носит название фобии – навязчивого состояния, от которого мы стараемся вас избавить. И, надо сказать, что мы за эти месяцы кое-чего добились, иначе так бы просто здесь с вами не разговаривали. Более того, дело так успешно продвигалось, что мы поговаривали о вашей выписке. Ваши фобии исчезали одна за другой. Но тут… – человек снова сделал паузу, причем артистично, даже голову наклонил, словно сокрушаясь, – появился мальчик – новая ваша фобия, и все пошло насмарку. Видите ли, Виктор Иванович, если с навязчивыми предыдущими состояниями было в основном более или менее ясно, то с фобией «мальчик» – сплошная черная дыра. Кто он, откуда появился в вашем сознании, чем повлиял на вас? – полная неопределенность. Поймите, Виктор Иванович, мы желаем вам скорейшего выздоровления, но без вашей помощи нам это будет сделать трудновато. Я почти уверен, что как только прояснится с этим мальчиком, мы быстро управимся с вашей фобией. Но вы, повторяю, должны нам и себе, в первую очередь, помочь.

– Что вам от меня нужно? – довольно резко спросил я.

– Рассказать все, что вы знаете об этом мальчике.

– А если я этого не сделаю?

Левая половинка сомкнутых губ у человека за столом слегка приподнялась, означая ухмылку, как у Моны Лизы.

– Тогда мы вынуждены будем прибегнуть к медицинским препаратам и зондированию вашего мозга, а это уж и не такая приятная процедура, смею вас заверить.

В переводе на обиходный язык это означает для меня допрос с пристрастием. Я заерзал на стуле, подавляя в себе зарождающуюся озлобленность.

– К чему это представление? – спросил я. – Вы же отлично знаете, что я такой же сумасшедший, как вы – папа римский. Я действительно не знаю, что вам от меня нужно и какую роль вы играете в этом спектакле, да меня это и не интересует. Я передал дипломат с деньгами по назначению, а что вы его перехватили, то это ваше дело. Я не знаю ни мальчиков, ни девочек. О мальчике я впервые услышал от вас. Хотя…

– От кого еще? – явно заинтересованно (даже подался вперед туловищем) спросил человек.

– От ваших людей в машине, когда везли меня сюда.

Человек не пытался даже скрыть разочарование и досаду, прошептав про себя: «Болваны», но сразу же сдерживая эмоции.

– Жаль, Виктор Иванович, жаль… – лицо его при этом стало жестким и отрешенным, – я думал, что вы осознаете… что мы договоримся. Придется наш разговор перенести, дать вам подумать, собраться с мыслями, проанализировать серьезность ситуации.

– И долго вы собираетесь меня держать под арестом?

Человек поднялся с кресла.

– Пока не поправитесь.

– Ваши действия уголовно наказуемы, – выдал я ему почти по кодексу и тоже поднялся.

Кривая усмешка еще больше исказила резко очерченный рот моего собеседника.

– Это уж моя забота, – отреагировал он и нажал кнопку под крышкой стола.

За моей спиною звякнуло. Открылась дверь, и вошел Котя.

– А где Шашлычник?

– Да вот я, – показался тот из-за спины Коти, что-то жуя.

– Проводите пациента в шестую палату, – приказал человек.

– Будет сделано, – прогнусавил Котя и уже мне: – Пойдем!

– Пусть его накормят, – сказал вдогонку человек, так похожий на Бунина.

Идем в конец коридора. Шашлычник открывает дверь. Заходим. Небольшое помещение, шесть столиков, покрытых синим пластиком, раздаточное окно – столовая.

– Садись, – скомандовал Котя, и мы с ним сели, а Шашлычник, по плечи просунувшись в окно, крикнул:

– Валюха, где ты там?! Обслужи нас по первому разряду! Шеф приказал.

Вскоре мы ели вполне съедобный гуляш с гарниром из гречки. К чаю были поданы бутерброды с маслом. Медбратья умолотили по две порции. Шашлычник собрал и отнес грязную посуду.

Выходим в коридор. Сопровождающие по бокам. По пути сворачиваем в туалет. Пока Котя сидел в кабине и тужился, Шашлычник угостил меня сигаретой. Первая затяжка после длительного вынужденного перерыва вызвала легкий шум в голове и поток мыслей, отличающихся от тех, которые возникали до первой сигареты. В данный момент, глядя на зарешеченное окно со стеклами, замазанными белой краской, я решил, что первый этап моей одиссеи, связанный с передачей денег, закончился, а этот второй, незапланированный, в котором все будет вращаться вокруг мальчика, не должен затянуться по времени, потому что когда они поймут мою непричастность к этому вопросу, меня отпустят.

И еще я подумал: а не тот ли мальчик, которого видели с горбатым из Вишневой балки возле проходной завода? Может быть, этот главврач – отец похищенного ребенка, решивший проводить розыск параллельно с милицией. Но тогда этот его благородный поступок никак не вяжется с изъятием дипломата с деньгами у команды Гнутого. Ну а Вита?..

Вот такие ассоциации возникли у меня, пока я не докурил сигарету, а Котя не управился и не вышел, застегивая на ходу ширинку.