Квинтовый круг

– «Смерти нет… мы ели сладкие батуты…» – процитировала она. – Здесь – это где? В другом мире, что ли? Парапет этот… Как же я сразу не поняла, у ларька ещё… как я вообще могла забыть, что ты… что вы… Может, у меня глюки? Если я не умерла, может, я, наконец, двинулась? И ты мне мерещишься?

– Твои глюки просто великолепны, – сказал Сай. – Я о таких глюках с песочницы мечтал. Я и сейчас тебя хочу, вот такую сопливую.

– Ты мне всё испортил, – сказала Элька, подходя к столу. – Я ведь ни дня не жила после выпускного. Так… вроде как…

(Как в колодце, все эти годы она словно смотрела в колодец, пытаясь увидеть там хоть что-нибудь, что могло бы тронуть её, как-то отвлечь, но ничего в этом колодце не было – немного воды, а под водой – дно, серая, грязная глина, и Элька зачарованно разглядывала трещинки, выпуклости, впадинки на дне, всегда одни и те же, всегда без движения, без перемены, – вечность, неизменно серая, потрескавшаяся, вечная вечность. Но Сай окликнул её, и она отвернулась от колодца – впервые за десять лет, и какая разница, что там, вокруг, она была согласна на что угодно, только бы не смотреть больше в свой колодец, никогда больше, нет, никогда.)

– Главное, чтобы это были вечные глюки. Бесконечные. По крайней мере теперь я знаю, что ты мой.

– Да я всегда был твой, – сказал Сай.

– Глюки, и прекрасно. Зато ты живой. Ты вот даже не представляешь… Ладно. Ты мне скажи – это что за город?

– Не город. Мы на корабле. Только я не хочу сейчас об этом говорить.

– На корабле?..

– Чёрт, я уверен был, что я не усну. Я, видишь ли… я ужасно рад, что ты здесь. Так что я сволочь, конечно. Но поговорить мы могли бы и позже. Завтра.

– А ещё сегодня? Что-то долго.

– Здесь всегда ночь.

– Почему? – спросила Элька. – И какой корабль? Как на корабле дома могут быть, Сай? И как я сюда попала?

– Ясно, – сказал Сай. – Сначала разговоры. Только ты оденься, а то мне совершенно другое тебе хочется рассказывать.

– Слушай, а можно я искупаюсь? – спросила она и вдруг испугалась снова. – А где ребята? А они?..

Блюдце, на блюдце – скомканная в шарик салфетка. Вчера он заставил себя забыть – КТО сидит на кухне рядом с ним и Элькой, он блаженно им улыбался – своим одноклассникам, таким пьяным, таким шумным, эти песни, которых он не слышал десять лет, это застолье…

– Да с ними, в общем, всё в порядке, – сказал Сай. – Они тебя не обидят, это точно. Клянусь тебе. Робертом Льюисом…

в скобках

Роберт Льюис – это был, конечно, Стивенсон, но только они двое об этом знали. Даже Борька Кирсанов, «Остров сокровищ» зачитавший до ночных кошмаров, именем автора не интересовался. А Стивенсон был – Роберт Льюис, и его имя стало клятвой и стало тайной – одной из немалого числа их общих тайн.

Был июнь – и очень дождливый, очень грязный июнь, особенно за домом, где водопроводчики раскопали всё пространство – от узенького тротуарчика до гостиницы. И не покалечили ни одного дерева, ни единого кустика, так что результат получился ошеломительный: лабиринт в лесу, партизанская страна окопов, колдовские пентаграммы, вырытые порабощёнными чудовищами, каналы на Марсе. Но Сай и Элька тем летом находились в эпохе морского пиратства, и прорытые канавы стали океаном, а заросли кустов – островами, и островами вулканическими стали старые тополя и вязы. (Обитатели муравейника в смородине превратились в туземцев с кольцами в носах, но кроме Эльки и Сая этого никто не увидел). Океан требовал кораблей, корабли – капитанов, капитаны – имён и подвигов. Капитаны были честными и бесстрашными, по необходимости объединялись в эскадру, и через несколько дней и Борька, уже прозванный тогда Билли Бонсом, переименовал своего «Чёрного Сильвера» в «Сильвестра» и отдал знамя с костями и черепом – водопроводчикам.

Водопроводчики, грязные и полуголые, пиратами были однозначно, особенно один, самый толстый. Татуированный – везде, он обматывал голову красной в белой горошек косынкой, искусно и беспрерывно ругался матом и капитанов терпеть не мог, а в первую очередь – тоже толстого и шумного Билли Бонса, который раздобыл себе точно такую косынку и трудами Ладика блистал шикарными цветными татуировками, нанесёнными акварелью на ноги, руки, живот и даже спину.

Вообще Билли Бонс, исправившийся, но всё равно бывший пират, все силы прилагал к поискам сокровищ, а не к свершениям подвигов, и хлопот доставлял немерено. Оставалось только благодарить морского бога Нептуна за то, что нет среди капитанов Вальки Кречета, отправленного на всё лето к бабушке, потому что Кречет все шансы имел развязать на океанских просторах войну – с пиратами, с колдунами, с Англией, с туземцами, внутри капитанской эскадры, войну беспощадную, громкую, отвратительную, бесспорно подвигнувшую бы родителей на строжайший запрет морских походов.