Квинтовый круг

Выпускная ночь была испорчена напрочь. И не только для меня, до утра прорыдавшей в жилетку Светке Сланцевской («Если б я осталась, почему я его послушала, ну почему я не осталась, дура, дура несчастная!»). Мы ждали их до утра, а на рассвете мы договорились о жестокой мести нашей классной, и о завтрашнем дне, и надо было всем оставаться, кретины, какие мы кретины!.. Мы были уверены, что им не удалось найти лодку. Но лодку они добыли. Только они не были мореходами, наши мальчишки, и были они сильно пьяны, и ветер после полуночи словно с цепи сорвался.

Они утонули, все пятеро – Сай, Билл, Ладик, Валька и Матвей. Они все умерли. Он умер в ночь выпускного, Сай, Сайфутдинов Дмитрий, семнадцати лет, в ночь выпускного.

скобки закрылись

Корабль

– Спасибо, – сказал он, решив, что пока не стоит ссориться с мальчиком. Ведь нужно ещё как-то выбраться отсюда.

– Не стоит, – ответил мальчик. – Я уверен, что мы станем большими друзьями. Здесь ты получишь всё что угодно… Ты просто ещё не привык. Для начала я советую тебе забыть папу и маму.

Ю. Томин. Шёл по городу волшебник

1

Так и должно было быть, и ему оставалось только ждать, пока она успокоится, и смотреть, как она рыдает, сидя на подоконнике. Как она рыдает, уткнувшись ртом в костяшки пальцев, опираясь локтем на согнутую ногу, и какие тонкие у неё щиколотки, и какой они формы. У него с детства – и далёкого, дошкольного ещё, кажется, детства, – что-то нарушалось внутри, когда он смотрел на её ноги, и долго-долго, класса до восьмого, он ненавидел, когда она была не в штанах, особенно летом. А потом понял и с тех пор всё думал: сможет ли он обхватить её щиколотку так, чтобы пальцы сомкнулись. И даже сейчас, когда он уже знал, что сомкнутся, во рту у него пересохло.

Но пить было нельзя – вообще нельзя было шевелиться, и он отвёл глаза от её ноги, а она всё рыдала и иногда пыталась сделать затяжку, и отшвырнула наконец сигарету, и сигарета тлела на подоконнике, превращаясь в кривую трубочку пепла.

На ней была только его рубашка, больше ничего, но ей-то сейчас было на это плевать, соберись на кухне хоть толпа мужиков. Рубашка была белая, со слабым зелёным отливом – из-за фонарей за окном и кухонного светильника, и Сай подумал, что давным-давно не видел ничего без этого оттенка. (Если только наглухо задёрнуть шторы и разжечь в комнате костёр, но не будет ли огонь зелёным?..)

А она всё плакала, а несколько часов назад, в его постели… Как жаль, боже, как жаль, что он не проснулся первым и не разбудил её – сам, ведь если бы он сам разбудил её, то мог бы ещё быть с ней, быть в ней, смыкать пальцы на её щиколотках, быть над морем – далеко отсюда! – над морем, где пахло смородиной… И он начал разглядывать фарфоровое блюдце на столе перед собой, чайное блюдце с узкой каёмкой, на блюдце лежала скомканная в шарик салфетка.

Только одно, кажется, и осталось в нём прежним – безмерная любовь к этой девочке, к этой женщине, плачущей сейчас на подоконнике, только одно… И он уже успел понять, что она-то не изменилась совсем – даже внешне она осталась такой же, какой была на школьном выпускном, и виноват в этом был он, утонувший в ту ночь, и рыдала она сейчас совсем не потому, что испугалась его – мёртвого, просто наваждение кончилось – кануло – и она вспомнила, что его, Сая, на самом деле нет, что он умер, умер, умер…

Сай резко толкнул по столу блюдце, и блюдце со звоном стукнулось об пустую бутылку.

– Прекрати истерику. Слышишь меня?

– Ты кто? – спросила Элька, поднимая голову.

– Сай, – сказал он, – Дмитрий Сайфутдинов.

– Сай умер!

– Я живой. Во всяком случае, съедать тебя я не собираюсь.

– Сай? Это правда ты?

– Это правда я. – И он вдруг вспомнил: – Клянусь тебе ключом и колодцем.

– И вереском, – сказала Элька.

– И Робертом Льюисом, – договорил Сай, и Элька спустила ноги с подоконника.

– Мне надо умыться.

– Конечно.

– Только я не хочу мимо тебя проходить.

– Дать салфетку?

– Я сама возьму. Но ты всё-таки не шевелись.

– Конечно, – сказал Сай. – Не буду шевелиться. Пить, правда, хочется. Воды мне нальёшь?

– Сам налей. Только не подходи ко мне.

Он встал, а Элька схватила со стола пачку салфеток и снова прижалась к подоконнику, и начала вытирать лицо.

– Слушай, – сказала она. – Значит, я тоже умерла? И мы встретились, да?

Сай налил в стакан воды, выпил залпом, налил ещё и снова сел.

– Ты не умерла. Но и я не мёртвый. Я ем. Пью. У меня течёт кровь, ты же видела. У меня течёт сперма, ты и это видела.

– Да, я видела, – сказала Элька и высморкалась.

– Я даже вырос. Но здесь.