Лабиринты Роуз.

Да, у него был быстрый способ вернуть ее на родину — провести еще раз дорогой Бахриманов. Но что стало бы с ним? Всю жизнь мучиться, сгорать от привязанности к той, что любит другого? Быть зависимым от чужой жены? Только сила воли, свойственная Верховным жрецам и их потомкам, помогала справляться с зависимостью от Роуз после первого перехода. Он угрожал ей смертью, чтобы оттолкнуть, заставить думать о себе плохо, не проникаться симпатией к похитителю. Он по себе знал, как легко потерять голову в плену и оказаться в постели у человека, которого должен ненавидеть. Лолибон сотворила с ним подобное.

Он был уверен, что Роуз любит бреужца. После похищения со свадьбы, она, находясь в магическом сне, звала жениха по имени, плакала. Петр чувствовал себя подлецом, но надеялся, что любящий Руфф обрадуется возвращению невесты и не станет винить ее в случившемся.

Петр вздохнул и положил голову на ладонь спящей после исцеления Роуз.

Он запустил магию исцеления, как только появился в комнате.

— Отец, уходите, — бросил он причитающему Фаруху. Времени на раздумья не оставалось, нужно было успеть спасти Роуз.

— Прости нас, Петр, — сказал жрец, пятясь к двери. — Мы так перед тобой виноваты…

Как только королева ушла, Фарух, водя руками по каменной кладке, обнаружил опоясывающую помещение магическую решетку, и понял, почему Анвер спит — он истощился, проведя сложный и опасный ритуал. Нет, не сама решетка была опасна. Чтобы создать клеть, впускающую мага и не выпускающую его назад, достаточно нарисовать ее внутри комнаты.

Прикоснувшись к стене, старый жрец был потрясен величиной ненависти сына к Петру: воспользуйся Анвер обычными ингредиентами для заклинания, и все кончилось бы тем, что Петр не смог бы открыть портал, находясь внутри комнаты. Но нарисовав решетку и применив ядовитый белок яйца птицы Турух, ревнивый сын сотворил ловушку, высасывающую магию. У любого мага, без разбора. Войдя в комнату, старик сразу почувствовал, что его магический запас и без того скудный медленно опустошался. Он не кривил душой, когда предупреждал Лолибон, что не сможет изготовить омолаживающий эликсир, если начнет лечить Роуз.

Ему бы следовало бегом бежать из опасной комнаты и сразу признаться королеве, какую глупость сделал его сын, но старик не стал. Узнай она, что ловушка высосет из Петра магию, Лолибон не пощадила бы глупого Анвера и убила бы его. Да, Фарух пытался спасти Петра как мага, отсылая его прочь, но разве можно переубедить влюбленного Бахримана?

Догадывался ли Петр о подлости Анвера, когда вошел в комнату? Скорее всего, да. Он должен был почувствовать высасывающую магию, но все равно закончил переход.

— Идите, отец, — Петр провел ладонью по лицу Роуз и та слабо застонала. — Время на исходе.

— Я могу остаться с тобой и помочь. — Фарух старался загладить вину сына. Он даже готов был пожертвовать последними крупицами своей магии, чтобы превратиться в презираемого всеми жреца.

— Не надо, — Петр даже не посмотрел в сторону старика, он сосредоточился на Роуз. — Я справлюсь. Я, как никто другой из Бахриманов, знаю, что значит жить без магии.

И совсем тихо добавил, скорее всего, даже не замечая, что произносит вслух: — Но я не знаю, как жить без любви…

Петр не думал, сколько прошло времени с момента его проникновения в комнату: глубоко под землей, в пещерах нет разделения на день и ночь. Он сидел за столом и смотрел, как розовеет кожа Роуз, как выравнивается дыхание. Принцесса, наконец, перестала стонать. Она выздоравливала.

Погрузив девушку в сон, Петр и сам устало склонил голову, прижавшись лбом к ее руке.

Нет, он не будет колотить руками в дверь, пытаясь как можно быстрее покинуть комнату, чтобы сберечь то немногое, что осталось от магии. Она ему больше не нужна.

Роуз жива — это главное.

Воспоминания опять вернули его к тому дню, когда он прятался за шторой и наблюдал за танцующей принцессой.

— Мама, как же я счастлива!

Свон только что зашла в комнату, и Роуз бросилась к ней на шею. Две женщины стояли, крепко обнявшись, слегка раскачиваясь, не пытаясь спрятать рвущиеся наружу чувства.

— Ты его любишь?

— Да! Да! Я тысячу раз готова прокричать «да»! — Роуз, поцеловав Свон, опять закружилась в танце. Ее лицо раскраснелось, движения стали раскованнее, из них исчезла нарочитая грациозность. Дикий танец влюбленной женщины. Кто же тот счастливчик?

Роуз взлетела на кровать и несколько раз подпрыгнула, складывая ноги в полете то так, то эдак. Свон засмеялась, стала прихлопывать.

Петр смотрел теперь только на Свон. Ее улыбка не смогла скрыть залегшие под глазами тени. Не было больше в лице приемной матери того света, что делал ее неземным созданием. Нет, она земная, вполне. Даже обыкновенная. Волосы выбились из тяжелого узла на затылке, у глаз разрослись морщинки, да и сами глаза утратили яркий цвет небес. Их словно выстирали, разбавили водой.

Он стиснул зубы, чуть не выдав себя движением тяжелого занавеса, так он смял его в руках.

В глазах Петра плескалась ненависть.