Ларочка

Гостям показали казарму, и койку младшего Бабича, сам он был в наряде, так было сказано. А все же можно на него поглядеть, жив ли, попросил въедливый старший брат. Привели. Худой, испуганный мальчик в белом колпаке и чуть замызганном фартуке.

— Действительно в наряде! — Сказала Лариса. — Ему идет!

Она не заметила ужас, мелькнувший в глазах парня. Ибо не было ничего страшнее, чем наряд рабочим на полковую кухню. Из всех филиалов ада на земле это был самый, самый.

До того была прогулка вдоль секретных капониров. Новые машины осмотреть не дали, но дали послушать, как они ревут на холостом ходу. Писатель потом так долго говорил о них, как будто не только слушал, но и форсировал на одном из них Ла — Манш.

Обед накрыли в столовой, и тут Лариса сделала первый шаг к растапливанию льда в общении. Из своей изящной дамской сумочки она достала бутылку французского коньяка, заставила старшего Бабича выпить компот из его и из своего стакана, и плеснула сразу граммов по сто пятьдесят.

Комполка и замполит стали оглядываться. Дивизия гвардейская, обстановка служебная.

Лариса отпила чуть, одними кокетливыми губами, потом протянула остальное майору.

— Ну, что, дядь Лень, за наш гарнизон!

Что выяснилось? — полковник был сослуживцем капитана Конева по слонимскому танковому полку, бегал у него в ротных. А теперь взлет, столица, гвардия. Да, он вспомнил шуструю девчонку–третьеклассницу.

Выпили, конечно.

Лариса и до этого случая замечала свой талант привлекать людей, и не вообще людей, а самых нужных, и в самое нужное время. Но чтоб такое попадание…

Вторую бутылку от своих щедрот выставил замполит (разговор продолжился в более укромном месте — красном уголке), он всем своим видом намекал на происхождение из «прежних», говорил «да-с», и подробно критиковал Тухачевского за его мечту превратить все трактора СССР в танки.

В какой–то момент медленно, как бы с уважением открылась дверь, и вошел генерал. В фуражке с высоченной (тогда так еще не носили в советской армии) тульей, под которой горели глубоко посаженые глаза, поблескивали мужественные скулы и орлиный нос.

Офицеры косо вскочили. Но «он» милостиво сняв фуражку, обнажая прическу в виде стоящего бритвенного помазка и представился — генерал Белугин.

Орел! — восхищенно подумала Лариса, а может, даже и произнесла вслух.

По правде говоря, генерал пришел не к ней, он услышал о визите писателя Порханова. Он разделял его идеи «тайного вещества войны», «технологического язычества» и «сакрального контрудара», и хотел увидеть мыслителя живьем.

Знакомство состоялось.

Генерал практически не пил.

Слушал снисходительно, но внимательно.

Не сказал ни одной банальности, которая как бы полагалась ему по чину.

Не смотря на то, что с угнетаемым бойцом все решилось отлично — «если ему нравится эта форма (имелось в виду белое) пусть носит, хлеборез», сказал дядя Леня. Лариса убывала из гвардейской дивизии в отвратительном расположении духа.

Генерал не обратил на нее никакого внимания. Хотя она была в отличной форме, и знала это.

12

Конечно, «так», «это» оставить было нельзя.

Лариса снова нырнула в «Армию» к Полине Агапеевой, чрезвычайно деятельной и информированной тетке, которая и помогла ей с поездкой в гвардейскую дивизию.

Кто такой Белугин?

Полина — бывая из бывалых — закатила глаза, мол, о, подруга куда ты хватила. Ничего у тебя не выйдет, дорогуша. Верный муж и верный зам начальника генштаба в недалеком будущем.

Рассказывай, рассказывай!

Выпивать девушки начали еще семнадцатого августа. Бабича, мечтавшего зависнуть у нее в жилище, Лариса сурово отослала, чтобы не травмировать его своим интересом к другому мужчине.

Рассказывай.

Полина была горда тем, что переспала почти со всеми командующими всех военных округов за последние двадцать лет. И с заместителями по политработе. Лариса считала, что это обычное юбочное хвастовство, но подыгрывала подруге, зная, что похваляясь, люди легче всего проговариваются. По роду службы — она побывала и референтом у одного из замов министра — Полине пришлось объехать десятки воинских частей, ее любили за свойский характер, и ценили за связи. Скольким она помогла выбраться из медвежьих углов на столичный паркет! Поговаривали, что у нее выход есть прямо в приемную министра, она эти слухи не опровергала, хотя и не поддерживала.

— Так что с Белугиным?

— Говорю тебе, нет! Кремень. Наполеон. И в смысле Жозефины — обожает жену, и метит уж больно высоко.

— Но ведь орел.

Полина кивала, в общем–то, да, многие увлекались, и даже, по слухам, кое кто из заслуженных артисток Северо — Осетинской АССР…

Когда у Ларисы вся выпивка кончилась, Полина предложила катнуться к ней. На Можайку, пусть и не близко, но есть же такси.

Квартира у Полины оказалась четырехкомнатная «упакованная», просто хрустальная ваза завернутая в ковер; раздвижные стеклянные двери, двухэтажный холодильник. Лариса даже стала думать, что история про командующих округами не такое уж вранье.

— А дети?

— Дети сами уже отцы. Разлетелись. Мне же сорок семь, баба ягодка совсем.

— И ты одна?