Ларочка

— Да ты что?! — Хохотнула Полина. Выяснилось, что мужик ее, где–то спит в глубине квартиры, и боятся его не надо, он даже если и выйдет, то отопьет немного и в разговор не полезет.

Потом выяснилось, что его вообще нет дома. Он позвонил и сообщил, что внезапно вызван к месту службы. Выслушав это вранье, Полина повертела горлышком бутылки у виска — какая у него может быть служба!? Восемнадцатого августа.

В общем, до конца дня они вырабатывали план атаки на Белугина, причем Полина все больше пьянела, и становилась, как бы сегодня сказали, все более креативна, а Лариса трезвела, и непрерывно мыла посуду, это всегда помогало ей сосредоточиться.

— Вот, а моего полкаша никогда не заставишь. — Вздыхала Полина. — Так и сидим в дерьме.

Перед отходом ко сну Лариса имела внутри себя целый архив на горделивого генерала.

Ранним утром следующего дня, выстоявшаяся под душем, спрыснутая чем–то вызывающе французским, сдобренная чашечкой очень хорошего и крепкого кофе руководительница отдела ВОВ ЦБПЗ, схватила такси у дворца спорта «Сетунь» и велела — «в центр». Водитель долго мялся, но почувствовал, что такой клиентке не откажешь. Скоро стало понятно поведение таксиста. Параллельно его «жигуленку» катилась по Можайскому шоссе в ту же сторону центра колонна бронетранспортеров. Командиры машин торчали из люков, и была в их позах какая–то неуверенность.

— В чем дело? — Спросила Лариса водителя. У Полины радио было отключено: «Чтоб не било утром по голове гимном».

Тот объяснил — путч. ГКЧП. Горбач к клетке в Крыму. Ларисе показалось, что к ее волосам снова поднесли тот финский фен, которым она только что превращала в феерию свою прическу в роскошной ванной боевой подружки.

Дыхание истории. Не каждый способен его учуять. Не каждый учуявший, может правильно использовать.

— Гони! — Скомандовала она водителю.

— Куда гони! Светофор!

— Какой еще тут может быть светофор!?

Она, и в самом деле, уже полностью мыслила поверх всех светофоров. Мысль неслась к пока неизвестным штабам, главное было успеть, промедленье подобно позору. Секунда растерянности в решающий момент и остаток жизни — догнивание в арьергарде.

Но водитель был прав — светофор!

Остановился не только он, но и автобус, из которого сверху вниз пялилось прямо на ни них неприятное бородатое лицо — Иван Грозный с тяжкого похмелья. Остановилась и колонна бронетранспортеров.

Внутри у Ларисы вдруг стало как–то тускло: колонна военной техники пропускает хлебовоз и рафик?!

Нет, обозналась, не ветер истории. Придется еще разбираться что это за такое.

Хорошо, что хоть причесалась!

13

Михаил Михайлович сумел никак не проявить себя в период трехдневного правления ГКЧП, поэтому у власти удержался. В чем–то его поведение напоминало поведение Горбачева в Форосе, но поблизости не оказалось своего Ельцина, чтобы его наказать за политическую невнятность. Все либеральные активисты ЦБПЗ были фигурами мелковатыми, буфетными ораторами вроде Саши Белова, а руководитель «Музыки», единственный, кто обладал тем, что впоследствии станут называть харизмой, слег как раз с сильнейшим диабетическим ударом.

Позиции Ларисы в «Истории» пошатнулись, образовалась группа демактивистов, почувствовавших, что пришло их время, и не скрывавших, что они этому рады. Тойво, Галка, причем, со всем составом машбюро и отдела писем, и, главное, вдруг — Ребров! Его можно было понять, ему захотелось своего шанса, вокруг кипела жизнь, возникали какие–то банки и банды, на волне антикоммунистической демагогии можно было сделать рывок вперед. При этом он утверждал, что ни в коем случае не предавал «дело Поляновского», но, правда, встречаться очно с Венедиктом Дмитриевичем не стремился. Глаза были все время встревожены, Ребров жил как на бегах. На кого ставить?! Он с блеском вышел из КПСС, не с таким, конечно, как Марк Захаров, но все же эффектно. Таких людей было много, сумевших срок своего пребывания в партии засчитать себе как политзаключение. Особенным красавцем показал себя муж Галки, он сумел свою аспирантуру в ВПШ конвертировать в приятельские отношения с самим Бурбулисом. Если, конечно, машинистка не преувеличивала. Галка стала себе позволять покровительственные жесты в адрес заведующей отделом ВОВ.

Тамила Ивановна перестала заходить к ней со сводкой неофициальных событий на территории «Истории», хотя, общий дружелюбный тон сохранила.

Ребров вызывал Ларису к себе «посоветоваться», и идея у него была все время одна: как бы побудить «старика», то есть Михаила Михайловича. к какому–нибудь более решительному проявлению положительных чувств в адрес новой власти.

Да, ГКЧП он вроде бы не поддержал, но осудил все же чуть поздновато, когда это был просто голос в общем хоре. Сейчас бы надо не скрывать своих передовых настроений.

— Ты же можешь на него повлиять.

— В смысле?

Ребров вскочил, прошелся по кабинету. Лариса презрительно следила за ним тяжелым взглядом.

— Ну, хотя бы из партии, он мог бы… ты понимаешь?

— Нет.

Ребров рухнул в кресло свернулся в нем личинкой, но тут же выпорхнул серой бабочкой.

— Ты пойми…