Лароуз

— В нем говорится, что пуля Ландро не задела голову Дасти, так же как его сердце, легкие, печень, сонную артерию, бедренную артерию и желудок. Там написано, что Дасти погиб не от выстрела, а от щепок ветки, на которой сидел. Поверхностные раны, сэр. Он истекал кровью, пока Ландро удерживал вашу жену в доме. В отчете ничего об этом точно не сказано, однако ребята говорят, что решение суда в отношении Ландро было чересчур либеральным. Вот в чем трагедия! Если бы Ландро не поддался панике и не побежал, а подошел к мальчику и остановил кровотечение, что он, как медицинский работник, конечно, умел делать, жизнь Дасти, вероятно, была бы спасена. И… — тут Ромео решает приврать для достижения большего эффекта, — …если бы он разрешил вашей жене самой побежать туда, даже она могла бы спасти мальчика.

Питер чувствует, как Ромео сует ему в руки листы бумаги. Он перебирает страницы, заполненные витиеватым почерком. Его мозг не может читать фразы последовательно. Слова, только что произнесенные Ромео, то и дело всплывают одно за другим среди убористых строчек.

Листы выпадают из пальцев Питера. Ромео подбирает их и осторожно пытается вернуть собеседнику, но тот не реагирует. Ромео отступает. Руки у Питера длинные, и Ромео рискует получить удар кулаком.

Глядя сквозь Ромео невидящим взглядом, Питер молчит, и на его лице появляется выражение боли. На коже проступают морщины, лицо темнеет, начиная походить на древний пергамент, и вдруг становится очень, очень старым. Ромео на всякий случай делает еще один шаг назад, подальше от этого удивительного спецэффекта. Потом раздается громкий голос дочери Питера:

— Папа! Сейчас наша очередь!

Питер закрывает рот. Его взгляд снова фокусируется. Он проходит мимо Ромео и встает перед фотографом.

Питер останавливает свой пикап в конце подъездной дорожки. Он выходит и стоит — неподвижный, сосредоточенный. Руки висят плетьми. Он не машет немногим проходящим машинам и даже не видит их. Они не имеют отношения к Ландро. За ним, в пикапе, на специальной подставке у заднего окна лежит охотничья винтовка. На нем синие джинсы, рубашка, старая куртка в черно-красную клетку. Голова гудит. Кровь ревет в ушах. Не забыл ли он запереть оружейный шкаф? Он так торопился схватить ружье. Конечно, он его запер, да. Он задает себе этот вопрос каждые три минуты. Отчасти он знал, что скажет Ромео, и ждал этого. Сказанное не ощущалось как новость. Оно было подтверждением. Каждый шум неестественно громок. Собака шуршит травой в подлеске. Он смотрит на березу и тополя. Листья светятся и дрожат. Он не может вспомнить голос сына. Не может вспомнить его живое, а не застывшее на фотографии, счастливое лицо. Но он видит сына среди листьев, и там, где раньше Дасти сидел, излучая безмятежность, исчезнувшую в один миг, Питер теперь видит открытые глаза мальчика и слышит его зов. Он боится. Питер бьет себя по виску, пытаясь вызвать другой образ. Из добрых старых времен. Не фотографию. Из настоящей жизни. Почему эти моменты не запали в память?

Но нынешний миг, во всяком случае, он не забудет. Его ум холоден как лед.

Он поднимает руку и машет Ландро, чтобы тот подошел. Только не двигаться с места. Ландро видит Питера, понимает, что он приехал неспроста, а потому натягивает свитер и, встревоженный, выходит из дома.

— В чем дело?

Питер поворачивается, открывает дверь пикапа.

— Садись, — велит он.

Ландро повинуется.

Питер садится на водительское кресло, запускает мотор, трогается с места.

— Куда мы едем?

— На охоту.

— Сейчас не охотничий сезон, — возражает Ландро.

— Так и есть, — отзывается Питер.

По дороге на федеральную землю Питер пересказывает Ландро все, что Ромео поведал ему на парковке «Алко». Ландро не спорит, потому что во внезапной чехарде образов забывает, что было на самом деле, не может вспомнить. Был он под кайфом в тот день? Нет. Он так не думает. Нет. Он знает, что не был. Нет, нет. Но имеет ли это значение? Он виновен в любом случае. Он выстрелил. И если он мог спасти мальчика… Ландро прикладывает растопыренные пальцы к своему лицу, словно собирая воедино кусочки самого себя. Они едут молча. Кожа у Питера серая, словно камень. Но руки, лежащие на руле, расслаблены и теплы. Сорок минут проходят секунда за секундой.

Пикап, подпрыгивая на ухабах, мчится по старой лесной дороге и выезжает на возвышенность, с которой видна прогалина, окруженная густым лесом. Много лет назад они здесь вместе охотились. Здесь старая вырубка, полная молодых побегов. Когда-то Ландро устроил охотничью вышку на ее южном конце и сидел там, ожидая, когда Питер подойдет с севера. В тот раз они завалили отличного оленя.

Теперь они вылезают из пикапа, и Питер тянется за винтовкой.

— Я найду ту вышку, — говорит Питер, указывая на южную границу вырубки. Потом кивает в сторону севера и спокойно смотрит в глаза Ландро. — Ты спустишься ко мне с холма. Я буду ждать.