Лароуз

— Не может быть, — возразила девушка.

— Это правда.

Затем он повторил слова, которые Лароуз забывала и вспоминала много раз с тех пор, как перестала быть ребенком.

— Ее украли.

Он похлопал по куче бумаг и посмотрел ей в глаза.

— Дочка, здесь все как есть.

Тысяча мертвых подач

2002–2003

Письма

Миссис Пис сидела за своим сияющим хромом кухонным столом. На его блестящей поверхности стояли лотки и сигарные коробки с бисером, лежали стопки документов. Джозетт и Сноу аккуратно вставляли старые письма в файлы для скоросшивателей. Листки писем, написанных Вольфредом Робертсом в 1860-е, а затем в 1870-е годы, все еще были прочными и гибкими. Правда, некоторые разлинованные страницы, явно вырванные из конторских книг, оказались более хрупкими.

— В прежние времена бумагу делали качественную, — проворчала миссис Пис. — Нынешняя рассыпается уже через несколько лет.

— Все дело в кислоте, — объяснила Сноу. — Сейчас бумага, как правило, содержит кислоту.

Вольфред Робертс оставил добротные копии всех писем, которые посылал, пытаясь обрести останки своей украденной жены. Этот архив был доказательством его неистовых поисков. Все письма были датированы. Также указывалось, когда они были посланы и когда поступил ответ, если таковой приходил.

— Это называется резервным копированием, — пояснила Джозетт.

— Он опирался на свой опыт торговца мехами, — ответила миссис Пис. — Ему приходилось отслеживать каждую сделку. Моя тетя рассказывала, что он хранил эти письма в запертом металлическом ящике. Она была ребенком, когда он умер, но хорошо запомнила маленький ключик, которым открывался ящик. Ключ хранился в старой сахарнице с отколотыми ручками. Дед тети боялся, что ребятишки залезут в ящик и устроят в нем беспорядок. Это было все, что у него осталось от жены, доказательство поисков, длившихся весь остаток его жизни.

Миссис Пис вставила файлы в скоросшиватель. Первые письма были адресованы доктору Ханифорду Эймсу. В каждом из писем Вольфреда, а поздней и его адвоката, содержались просьбы вернуть останки Лароуз Робертс. Надколотый резец, зажившая трещина в черепе, след травмы, полученной при ударе, нанесенном распутным торговцем мехами, а также туберкулезные кости служили отличительными приметами, которые должны были помочь в поисках. Вольфред искал ее безуспешно, и переписка продлилась после его смерти. Ее продолжила дочь, вторая Лароуз. Здесь же лежали письма, присланные ею во время учебы в Карлайле. Потом бремя ведения переписки перешло к ее дочери, а после нее к миссис Пис. Более века письма искали то, что осталось от женщины по имени Мираж, Цветок, Лароуз.

Прежде всего, Лароуз принесла пользу исследованиям доктора Ханифорда Эймса. Письма доктора Эймса, в которых тот вежливо отвергал просьбы Вольфреда, заявляли о ценности ее тела для науки. Ее кости демонстрировали уникальную восприимчивость индейцев к туберкулезу, а также способность невероятно долго бороться с ним. Снова и снова ее тело боролось с заболеванием, которому было подвержено. Она была, утверждал доктор, замечательным образцом человеческой природы. На некоторое время, однако, Лароуз стала жертвой человеческого любопытства. Эймс, по словам адвоката, не имел права использовать Лароуз в качестве иллюстрации во время своих научных лекций о развитии туберкулеза. Эймс завещал все имевшиеся в его распоряжении человеческие останки историческому обществу округа Эймс в Мэриленде, где он провел старость. Кости выставлялись на всеобщее обозрение.

После получения обществом писем, посланных Вольфредом, ее останки хранились в ящике вместе с костями других индейцев — некоторые забрали с погребальных помостов[175], другие выкопали из курганов, иные нашли при вспахивании полей, строительстве дорог и рытье котлованов под фундаменты жилых домов или банков, больниц или гостиниц. На протяжении многих лет историческое общество отказывалось возвращать останки, потому что, писал его президент, кости жены Вольфреда — важная часть истории округа Эймс.

Кости Лароуз снова были выставлены на обозрение, но неожиданно их убрали с экспозиции после оставшейся не расследованной попытки взломать помещение общества. Потом выяснилось, что останки первой Лароуз, которая знала все тайны растений, могла найти пищу в любом месте, сражалась с катящейся головой и заучивала стихи из Библии, той самой Лароуз, которую выделяли за ум, каждый год награждая лентами, и которую двое учителей миссии аттестовали как неисправимую, той самой Лароуз, которая скинула корсет и рассмеялась, снова надев мокасины, а не туфли на каблуке, той самой Лароуз, которую посещали бледно-голубые духи и которой во время рождения детей помогали гром-птицы, той самой Лароуз, которая так любила тонкий шрам рядом с губой Вольфреда, были, к большому сожалению президента исторического общества, каким-то образом утеряны.

* * *