Лавка древнойстей. Том 2

— И это называется жизнью, продолжалъ онъ съ горькой ироніей, — а, впрочемъ, почему же и нтъ? Я совершенно доволенъ. Я буду носить эту тряпицу… Дикъ опять снялъ шляпу съ головы и, держа ее передъ собой, такъ свирпо смотрлъ на нее, что еслибъ она не стоила ему денегъ, онъ, кажется, растопталъ бы ее ногами, — я буду носить эту тряпицу, какъ эмблему женскаго вроломства, въ воспоминаніе о той, съ которой мн уже не доведется ходить по извилистымъ дорожкамъ лабиринта и пить вмст розовое вино, и которая своимъ коварнымъ поступкомъ будетъ отравлять мн жизнь до послдняго моего вздоха. Ха, ха, ха!

Слдуетъ замтить, что хохотъ, закончившій этотъ монологъ, былъ отнюдь не обыкновенный веселый смхъ, который былъ бы здсь совсмъ неумстнымъ, онъ шелъ бы въ разрзъ съ грустныхъ ходомъ мыслей Дика, а такъ называемый сатанинскій смхъ, часто раздающійся съ театральныхъ подмостокъ. Дикъ чувствовалъ себя въ мелодраматическомъ настроеніи, поэтому совершенно естественно, что изъ груди его вырвался этотъ адскій хохотъ, долженствующій, согласно театральнымъ преданіямъ, своими тремя слогами изображать смхъ дьявола. Удивительная, характерная черта въ этомъ субъект: дьяволъ смется въ аду непремнно тремя слогами — ни больше, ни меньше.

Дикъ все еще сидлъ насупившись въ кресл, когда послышался звонокъ у двери; въ ушахъ опечаленнаго Дика онъ отозвался похороннымъ звономъ.

Онъ поспшилъ отворить дверь и встртился лицомъ къ лицу съ Чекстеромъ. Члены братства по-своему привтствовали другъ друга.

— Какъ вы, однако, рано, чортъ возьми, забираетесь въ эту вонючую бойню, говорилъ гость, держась на одной ног и граціозно балансируя другой.

— Да, немножко раненько, согласился Дикъ.

— Немножко, повторилъ тотъ шутливымъ тономъ, который такъ шелъ къ нему. — Я думаю, что немножко. Да вы знаете ли, дружище, который часъ? Всего-навсего половина десятаго утра!

— Разв вы не войдете въ комнату? спросилъ Дикъ. — Кром меня здсь никого нтъ. — Сунвеллеръ solo. «Это тотъ часъ…»

«- Часъ ночи!»

«- Когда раскрываются могилы…»

«- И мертвецы поднимаются изъ гробовъ», процитировали они въ вид діалога, принявъ театральную позу и уже затмъ вошли въ контору.

Братья аполлинисты нердко уснащали свою рчь лирическими цитатами. Это обыкновеніе служило, такъ сказать, связующимъ звеномъ между братьями и давало имъ возможность парить въ облакахъ, высоко надъ скучной, холодной землей.

— Ну, какъ вы тутъ, батенька, поживаете? спросилъ Чекстеръ, садясь на табуретъ. — Мн надо было захать въ Сити по своему частному длу, такъ думаю, загляну-ка я къ нимъ въ контору, благо былъ по сосдству, хотя признаться, я не надялся застать васъ такъ рано, такъ чертовски рано.

Дикъ поблагодарилъ гостя за память, а такъ какъ изъ дальнйшаго разговора выяснилось, что какъ онъ, Дикъ, такъ и Чекстеръ находятся въ вожделнномъ здравіи, молодые люди — таковъ ужъ былъ обычай въ древнемъ братств, членами котораго они состояли, — затянули дуэтомъ народную псню «Все хорошо», закончивъ ее длинной трелью.

— А что новенькаго? спросилъ Дикъ.

— Ровно ничего; чисто, гладко, хоть шаромъ покати. Кстати, что за оригиналъ вашъ постоялецъ! Никакъ не поймешь, что за человкъ. Такихъ субъектовъ, я думаю, немного на свт.

— А что онъ еще натворилъ?

— Это непостижимо. Представьте себ, тутъ Чекстеръ вынулъ изъ кармана продолговатую табакерку, украшенную мдной лисьей головой, — теперь онъ завелъ дружбу съ тмъ молодымъ человкомъ, что прикомандированъ къ нашей контор. Этотъ Абель, самъ по себ ничего, но ужъ такая тихоня, что не дай Богъ, — настоящая размазня. Вотъ съ этой-то размазней онъ и подружилъ. Ну, скажите на милость, неужели-жъ онъ не могъ выбрать кого нибудь получше, съ кмъ бы можно было перекинуться словомъ, другимъ, кто очаровалъ бы его своими манерами, своими разговорами? Я не говорю, и у меня есть свои недостатки…

— Ну что вы, полноте! перебилъ его Дикъ.

— Есть, есть. Никто не сознаетъ своихъ недостатковъ такъ, какъ я ихъ сознаю. Но, слава Богу, до сихъ поръ еще ни одна душа въ мір, даже мой злйшій вратъ — а у кого ихъ нтъ — не называлъ меня размазней. Да, вотъ, какъ я вамъ скажу, милостивый государь, будь я на мст этого самаго Абеля, я, недолго думая, купилъ бы себ кругъ честерскаго сыра, привсилъ бы его къ ше и бухъ въ воду. Честное слово, правда!

Чекстеръ не остановился, постучалъ суставомъ указательнаго пальца какъ разъ по лисьему носу, открылъ табакерку и, понюхавъ щепотку табаку, въ упоръ посмотрлъ на своего собесдника: дескать ты думаешь, что я вотъ сейчасъ чихну, анъ ошибся.

— Мало того, продолжалъ онъ свое повствованіе, — вашъ жилецъ познакомился еще съ его отцомъ и матерью. Съ тхъ поръ, какъ онъ вернулся съ этой охоты на дикихъ утокъ, онъ все пропадаетъ у нихъ и вдобавокъ покровительствуеть снобу. Вотъ вы увидите, мальчишка будетъ то-и-дло шататься къ вамъ наверхъ. А со мной онъ еле-еле вжливъ. Мы съ нимъ, кажись, и десяти словъ не сказали. То есть, клянусь вамъ честью, еслибъ не патронъ — мн жаль его, онъ безъ меня какъ безъ рукъ — я сейчасъ же бросилъ бы все и ушелъ; такъ это обидно.