Лазурный Берег

Мы вышли на узкий балкон с крошечным столиком, двумя стульями и несколькими цветочными горшками на перилах. Вид, который отсюда открывался, не поражал широтой обзора и, тем не менее, был очарователен. Красивые парижские жилые дома примыкали друг к другу. Под окнами пенились цветы или сушилось белье. Люди сидели на таких же балкончиках, как наш, греясь на солнце уходящего лета. Вдалеке, над крышами и трубами, виднелся шпиль Эйфелевой башни. Правда, сейчас слишком многое отвлекало меня от всей этой красоты.

Лео, то есть Яссим, поставил наши чашки на столик и закрыл за нами дверь. Теперь мы были одни.

Меня вдруг затошнило от волнения. Все, в чем я хотела его упрекнуть, внезапно стерлось из моей памяти. Осталось только непреодолимое желание прижаться к нему и таким образом удостовериться, что он действительно здесь, что больше никуда не исчезнет. Но, чтобы я убедилась в последнем, мы должны были поговорить. Серьезно и откровенно. Я догадывалась: Яссим расскажет мне много такого, от чего я не приду в восторг. Тем не менее я не собиралась отказывать ему в возможности объясниться. Ведь потерять его я боялась еще больше, чем снова позволить ему ранить меня.

Я облокотилась о перила на приличном расстоянии от Яссима. Потому что, стоило мне к нему прикоснуться, я бы растаяла в его руках, как масло, и, скорее всего, уже не потребовала бы от него никаких ответов.

– Начинай сначала, – произнесла я подчеркнуто сухо. – И ни о чем не умалчивай. Расскажи мне, кто ты, Яссим.

От моих слов он вздрогнул, как человек, которого резко разбудили. Или это потому, что я назвала его настоящим именем? Он расправил плечи и выпрямился во весь рост, как будто приготовился к бою. Здесь, при дневном свете, синяк под его левым глазом казался скорее сиреневым. Разбитая губа распухла. Когда он поднял руку, чтобы провести ладонью по коротким волосам, лицо болезненно скривилось. Может, ему сломали ребро или даже несколько ребер? Прежде чем я успела задать вопрос, он посмотрел на меня и начал:

– Я вырос в этой квартире. Мама воспитывала меня одна. Потому что отец… его не было. Я с ним даже не знаком.

Голос Яссима казался каким-то неживым, механическим. Он явно не привык вслух проговаривать то, что я сейчас услышала. Впрочем, пока он не сказал ничего такого, о чем я не знала. Я кивнула, спрашивая себя, пойдет ли он дальше, откроется ли мне.

Яссим посмотрел вдаль. Глубоко вздохнул и, собравшись с силами, продолжил:

– Я часто играл на этом балконе. Листал книжки, которые мама мне приносила. Или просто смотрел на людей, проходящих по улице, и думал: «А вдруг этот или тот мужчина – мой отец?» – Яссим вздохнул и погладил перила. – Мама никогда мне о нем не рассказывала. Совсем ничего. Мне просто не за что было зацепиться. Но чем старше я становился, тем сильнее мне хотелось его найти. Знал я только одно: от него поступают деньги, следовательно, он есть. Суммы были вполне приличными, но, чтобы не зависеть от этих переводов, мама всегда работала. Я часто приходил в библиотеку вместе с ней и чувствовал себя там как дома. Мне очень нравилось проводить время среди книг. Вернуться в Марокко мама не захотела. Она говорила, что порвала со своей семьей, чтобы зажить собственной жизнью здесь, в Париже. Но у меня часто возникало такое ощущение, будто она по чему-то скучает: по стране, по родственникам или по какому-то конкретному человеку – этого я до сих пор не знаю.

Взгляд Яссима стал тверже. Темные глаза гордо заблестели.

– Мама приехала сюда совсем одна. Очень молодой женщиной. У нее ничего не было, кроме образования – диплома библиотекаря. Она сама устроилась на работу и начала выстраивать свою жизнь. Очень долго она была для меня центром вселенной. Я во всем старался брать с нее пример. Но, когда я подрос, наши отношения стали меняться…

Яссим слегка обмяк и, придвинув к себе стул, сел. Он обеими руками взял чашку, от которой все еще шел пар. Мой чай наверняка давно остыл. Но я сейчас все равно не могла ни есть, ни пить.

– В четырнадцать лет я вбил себе в голову, что мне непременно нужно найти отца, чтобы он решил мои проблемы. Я был вечно всем недоволен, скучал в школе. Мне больше хотелось работать и зарабатывать. Я часто выплескивал свое раздражение на маму. Обижался на нее за то, что она не рассказывала мне об отце. – Он опять вздохнул. – Теперь я понимаю, как это несправедливо. Наверное, она не молчала бы, если бы ей не было очень больно о нем говорить. К тому же она явно пыталась защитить меня. И его, вероятно, тоже. Ведь если бы я попытался связаться с ним, – Яссим резко усмехнулся, – что стало бы с его драгоценной карьерой, которую он, очевидно, ставил превыше всего?

Повисла пауза. Возле губ Яссима обозначились черточки.

– Как ты выяснил, – осторожно спросила я, – что твой отец – Венсан Леопольд?

Он поднял глаза, и я не увидела в них ни удивления, ни обиды. Его как будто не задело то, что мать сразу же ответила мне на вопрос, на который столько лет не отвечала ему самому. Он показался мне просто усталым. Изнуренным.