Лебяжий

– С-сначала разберись, потом кричи, – слабо защищался Олег, сознавая себя виновным. Пусть бранится. Ему действительно трудно, стыдно перед Енохиным, перед людьми, которых неразумно доверил Олегу. Олег, простая душа, взял себе в проводники этого скользкого хитрого старикашку. Главным руслом прошел бы без проводника и, несомненно, без всяких приключений. Старик добился своего, радуется, наверно.

– Мне одно ясно, – кричал, разгорячившись, Пронин, – вы должны плыть, а вы стоите! Даю шесть часов сроку. Понял? Ровно шесть.

– Без толкача не сняться.

Так лети в поселок или еще куда, вымаливай толкач. На коленях вымаливай, пень бестолковый!

– Это точно, Федор Сергеич, – поддержала Пронина Юлька. – Он ужасно бестолков. Но до чего на вас похож – жуть! Это ж надо так в отца удаться!

Пронин, почти обуздавший свой гнев, опять сорвался, затопал на Юльку ногами, и Юлька топнула на него, а потом уперла руки в бока, выбодрилась и, притопывая, прошлась по кругу. Все у нее игры-игрушечки! Что ни скажи, по-своему повернет, насмешит, позабавит. Но сейчас-то не до забав. Положение, как говорится, хуже губернаторского. А гнев выветрился, и там, где кипел он, возникла острая боль.

– Чему вас только в университетах учат, – проворчал Пронин, шаря в кармане валидол.

– Я, между прочим, тоже университет кончил, Федор Сергеич, – заступился Енохин за сына, щелчком выбросив за борт окурок. – Не такой уж это непростительный грех. Бывают грехи похуже. Но и их прощают.

Синенькая машинка кое-как выбралась из грязи и, рискуя опрокинуться, скатилась к самой воде. Из кабины выскочил человек, как геологи, одетый в штормовку, обутый в болотные сапоги. Несколько минут походил вокруг машины, похлопал ее по радиатору, словно благодарил за дорогу, которую она с честью выдержала, и только после этого заметил приезжих.

– Что за публика? – спросил он, приглаживая светлый ершик волос. Енохин вцепился в него наметанным взглядом, прикидывая, что может вытянуть из этого человека. Он понял, что человек этот из местного начальства.

– Геологи. Вы до райкома меня не подбросите?

– В райком к кому?

– Желательно к первому секретарю.

– Я и есть первый. Что нужно?

– Как же мы сразу-то вас не признали! – нащупывая нужный для разговора тон, искательно заговорил Енохин. – Хотя и нас понять можно: одеты не по-секретарски.

– Одет по-дорожному. Две недели по району мотался. Так зачем по мою душу?

– Видите, товарищ секретарь.., простите, имени-отчества не знаю...

– И знать не надо! Сначала разберусь, что вы за люди, потом решу: знакомиться или подождать.

– Завязли мы, видите? Самим не сняться. Если б вы прислали сюда толкач...

– Пришлю, а что мне от этого?

– Послушайте! – возмутился Олег. Ему не понравился этот молодой самоуверенный человек, видимо незаслуженно рано облаченный большой властью. – Вы разговариваете как удельный князек!

– А что же, удел завидный: на две Франции с гаком.

– Как его распирает от самодовольства! – для своих, но так, чтобы и секретарь слышал, сказал Олег.

– Сопи в две дырки и помалкивай, – толкнул его в бок Пронин.

– Наш молодой друг погорячился, – Енохин широко, мягко развел руки, затем, как бы амортизируя излишнюю Олегову резкость, свел их, склонил просительно голову. – Он любит сильные выражения.

– Я правду люблю, а не выражения.

– Так их, Олег! Крой их! – подбодрила Юлька. – Пускай знают, что Обь впадает в Карское море.

Пронин погрозил ей кулаком, а суровый секретарь неожиданно мягко улыбнулся и, подмигнув Юльке, спросил:

– Куда путь держите?

– В Килим. Как же насчет толкача-то?

– Я вас на мель не заталкивал. Слезайте сами.

– Это ччто зза разговоры! – снова взвился Олег. Вот чертов заика! Всю обедню испортит. – Вы обязаны нам помочь. Ввы ппросто обязаны!

– Кто это меня обязывал, молодой человек? – секретарь насмешливо сощурился, выставил вперед мощный, поросший темной щетиной подбородок.

– Советская власть, партбилет, ваша собственная совесть, наконец! Вы коммунист или предприниматель районного масштаба?

– Так мы не договоримся. К тому же вы плывете совсем в другой район. На него мои заботы не распространяются.

– Так-таки не поможете? – Енохин изобразил огорчение, хотя почувствовал, что этот резкий, напористый мужик в беде их не бросит. А если бросит – покается: Енохин изо дня в день будет осаждать райком, дозвонится до окружного комитета партии, дойдет до обкома и кроме толкача вытеребит и еще что-нибудь. А уж продуктами-то наверняка запасется по дешевке.

– За бога ради – нет. Благотворительностью не занимаюсь.

– Ну что ж, если угодно, мы вам картошку в огороде выкопаем,– подкусил Олег, почувствовав на своем боку крепкий отцовский локоть.

– Картошку сам выкопаю. А вот если зазимуете...