Лед и пламень

- Дмитрич! Дмитрич! Всех сюда!

Я по лицу понял: что-то важное. Позвал Марка, попросил собрать всех ребят.

- Зачем?

- Давай скорее, не разговаривай!

Собрались. Шмидт открыл журнал раций, начал читать:

"Правительственная No 2768, 106 сл. 23.V. 20 ч. 12 м.

Начальнику экспедиции на Северный полюс товарищу О. Ю. Шмидту.

Командиру летного отряда товарищу М. В. Водопьянову.

Всем участникам экспедиции на Северный полюс.

Партия и правительство горячо приветствуют славных участников полярной экспедиции на Северный полюс и поздравляют их с выполнением намеченной задачи - завоевания Северного полюса.

Эта победа советской авиации и науки подводит итог блестящему периоду работы по освоению Арктики и северных путей, столь необходимых для Советского Союза.

Первый этап пройден, преодолены величайшие трудности. Мы уверены, что героические зимовщики, остающиеся на Северном полюсе, с честью выполнят порученную им задачу по изучению Северного полюса.

Большевистский привет отважным завоевателям Северного полюса!"

И - подписи всех членов Политбюро.

Что тут началось! Падал тихий, мягкий снег нам на головы: шапки полетели вверх.

Сразу составили ответную телеграмму руководителям партии п правительства.

"С непередаваемыми радостью и гордостью выслушали мы слова приветствия руководителей партии и правительства. Это гордость советских людей за свою изумительную страну, за свои великолепные самолеты, за невиданные условия расцвета науки п роста людей"...

Напутствие мы получили из самого Кремля. Это накладывало особую ответственность. Это было, как живая вода!

Хотелось побыстрее начать работу.

Мы и работали, забывая и о том, что под нами океанская бездна, и об опасностях, которые подстерегали на каждом шагу. Как-то Марк Трояновский, стоявший на дне лунки, увлекся, работая лопатой и ломом. Силушка у него была, он и старался. Удар ломом - и брызнул фонтан. Хорошо, что я стоял рядом. Мы успели вытащить Марка: оказалось, что у него под ногами оставалось всего несколько сантиметров льда.

Измерили глубину лунки до пробитой Марком "скважины": три метра.

Шмидт удовлетворенно сказал:

- Значит, льдина не подвержена сжатию. Да и толщина три метра - факт для науки...

Несколько лет назад я получил приглашение на слет целинников. Оно было для меня неожиданным: я не имел отношения к освоению целины. Однако в письме говорилось: "Приглашаем вас, первого целинника Северного полюса..." И я подумал, что ребята правы: все мы, прилетевшие на "СП-1", действительно были целинниками. Полюс был тогда целиной. А всякую целину обживать и осваивать нелегко.

Как-то я услышал такую точку зрения: просто делать открытия тем, кто идет первым.

Это - ошибочное мнение. Только со стороны может показаться: действительно, что тут сложного, куда ни повернись - открытие.

Но прочтите книгу моего старого товарища Георгия Алексеевича Ушакова "По нехоженой земле". Звали Ушакова "начальником Северной Земли". Он вместе с Н. Н. Урванцевым первым составил ее карту, для всего мира открыл огромные пространства, где в прямом смысле этого слова не ступала нога человека.

Открытий множество!

Но ведь это три года адского труда, поездок на собаках в полярную ночь, а в июльскую распутицу - походов пешком, три года нечеловеческого напряжения, усилий, которые может оценить по-настоящему лишь тот, кто бывал в подобных условиях. Так что не бывает легких открытий.

Не было их и у нас. Вроде бы дело обстояло просто; куда ни повернись, находишь что-то новое. Глубину океана измерил - открытие; скорость течения льдины определил - открытие; температуру воды на уровне двести метров измерил - тоже открытие.

Но только помню, на приеме в Кремле после того, как отзвучали приветственные речи, Сталин спросил:

- Почему это Папанина в дружеских шаржах рисуют толстым? Он же худой!

Когда я прилетел на льдину, во мне было 90 килограммов. А когда, возвратившись, встал на весы, оказалось 60. И никто не взвесит (нет таких весов!), какого нервного напряжения стоила всем четверым наша жизнь на льдине.

...Свою обжитую под Москвой палатку мы еще не установили. Она была на острове Рудольфа. Мы ждали самолеты как манну небесную: время шло, а оборудование доставлено только частично, надо выполнять план работ приборов нет. В Москве, увидев план научных исследований, даже видавший виды, обладавший редкой трудоспособностью Отто Юльевич Шмидт усомнился:

- Тут работы на десятерых!

Но все-таки написал: "Утверждаю". И тут еще - задержка с аппаратурой.

Прошло 22-е, 23-е, 24-е. Водопьянов занервничал:

- Отто Юльевич, дайте команду им вылетать, а то мне, чувствую, придется лететь туда и вести караван самому.

Михаил Васильевич в этом случае был неправ, хотя мы его понимали. Нас подстерегала опасность остаться немыми. Испортился плохонький моторчик, которым Эрнст Кренкель заряжал аккумуляторы. Энергии в них было столько, что еле-еле хватало на связь с базой на острове Рудольфа. Не хотелось и думать о многочисленных "если". Из них самым неприятным было: если самолеты заблудятся.

Эрнст сообщил наконец:

- Молоков, Алексеев, Мазурук - в воздухе!