Лед и пламень

Этого молодого человека я хорошо знал, и его храбрость, и страсть к розыгрышам. В лагере челюскинцев он был комсоргом. Я знал: если Погосову что-то поручили, выполнит к сроку. Мы встречались много раз и до нашего дрейфа на льдине, и после возвращения. А ближе всего судьба свела нас в годы Великой Отечественной войны, когда мы вместе работали в Мурманске и Архангельске. Иностранных судов приходило много, и с их капитанами Саша очень быстро находил общий язык. Покорял Саша иностранцев и знанием английского языка, и знанием дела, и тем, что не бросал это дело во время бомбежки.

Была как-то у меня очередная беседа с А. И. Микояном по телефону. Выяснив все, что его интересовало, Анастас Иванович спросил:

- Как там племянник мой воюет?

- Какой племянник?

- Саша Погосов.

Сразу после беседы я вызвал Сашу к себе.

- ...Капитан Погосов по вашему приказанию прибыл.

- Ты что меня подводишь?

- Чем?!

- Почему я не знаю, чей ты племянник?

- Но ведь племянник не звание, не должность,- возразил По-госов.

А тогда, на льдине, он поднял нам настроение шутливой телеграммой.

Но нам было не до заказов, все помогали Петру Петровичу Ширшову.

Выбирая час-другой, я занимался хозяйством. Сделал подвесной столик для гидрологических проб Ширшова, у койки соорудил столик для хранения мелочей, которые могут пригодиться в любую минуту. И пока работал, ворчал вполголоса. Характер у меня, что ли, такой - терпеть не могу писанины. Думал, на полюсе от нее отдохну. Оказалось, здесь ее невпроворот: дневник, корреспонденции, ответы на телеграммы. Больше же всего мучал меня дневник. Он и сегодня хранится у меня - большие толстые тетради, густо исписанные карандашом...

17 июня мне не дало уснуть сообщение Кренкеля:

- Через два часа из Москвы в Америку вылетает Чкалов! Ворочался я, ворочался, а перед глазами - Москва. В тот день мне плохо работалось. Другим - тоже.

- Эрнст, конечно, понимал наше состояние, то и дело информировал:

- Вылетели.

- Легкое обледенение.

- Небольшая тряска в моторе.

- Полет проходит благополучно.

Эрнст не расставался с наушниками, обед и ужин мы ему принесли в радиорубку. Так прошла ночь, в которую никто не сомкнул глаз. Около пяти утра Теодорыч пришел к нам в палатку:

- На полпути между островом Рудольфа и полюсом. Потом еще раз пришел:

- Передали: "Идем по 58-му меридиану к полюсу. Справа - циклон. Слева - ровный облачный слой".

В 5.50 утра я услышал ровный, равномерный шум. Нет, не шум - гул.

- Самолет!!!

Облака застилали все небо, а так хотелось увидеть самолет с буквами "СССР" на борту! Гул все тише, тише... Совсем исчез. Вместе с ним исчезли и наши надежды на письма, газеты. Я задумался.

Кренкель тронул меня за плечо:

- Запускаем аварийку? Ветра нет, аккумуляторы сели, а нам Чкалова надо слушать: мы для них - последний советский пункт связи.

Запустили мотор.

- "Перевалили полюс. Попутный ветер. Видели ледяные поля с трещинами и разводьями. Настроение бодрое".

Жаль, нельзя ребятам послать теплую радиограмму. Но до полного отбоя было еще далеко, и Эрнст решил немного поспать: он не смыкал глаз более полутора суток.

Обычно мы ревниво следили за тем, когда кончались одни сутки, начинались другие. Только не в этот раз. Волновались за экипаж.

- Чкалов летит над Канадой. И наконец-то:

- Сел в Америке на аэродроме в Ванкувере!

Мы дружно крикнули: "Уррра-а-а!"

Потом отправили в Главсевморпути телеграмму: "Полет Чкалова обслуживали метеосообщениями, а также следили по радио наравне с другими станциями. Рады, что нам удалось услышать шум моторов над нами. Станция на полюсе, перелет Чкалова - это логическое развитие всей работы по освоению Арктики. Несомненно, в самые ближайшие годы такие перелеты наши самолеты будут совершать регулярно. Необходимо, однако, иметь метеосводки севера Гренландии, Канады. Мы лично надеемся принять в этом участие. Не сомневаемся, в ближайшие годы на острове Рудольфа, также на полюсе будем продавать пирожки транзитным пассажирам. Папанин, Кренкель". Ко второй части телеграммы руку приложил Эрнст: без шутки он не мог обойтись даже в официальном документе.

В тот день, когда мы ждали самолет Чкалова, я решил угостить друзей на славу. Достал из "холодильника" поросенка, разрезал его и для профилактики положил на ветер. Веселый в мгновение ока лишил нас поросятины, нажрался так, что ело передвигал ноги. Суд приговорил его к голодному штрафу на трое суток. Урок не пошел на пользу: через несколько дней Веселый пробрался в "холодильник" и выкрал здоровый кусок сырого мяса, которым я особенно дорожил. Лишили пса свободы: пять дней он просидел на привязи, жалобно скулил. Мы диву давались, откуда у пса столько подхалимства. Обретя свободу, начал ко всем ласкаться. А до этого подчинялся во всем только мне: я жо кормилец, а полярные лайки признают лишь того каюра, который их кормит.