Лед и пламень

Но пес не утихомирился. Я осмотрел входы во все "холодильники" собачьих следов не было. Веселый оказался умней, чем мы думали. Пес прорыл три лаза с другой стороны "холодильника" и лакомился в свое удовольствие. Но надо признать, что своими проказами Веселый скрашивал однообразие нашего быта.

Расскажу сразу же, что стало с Веселым потом.

Когда мы брали с собой пса, то о его дальнейшей судьбе как-то не задумывались. О его проделках мы рассказывали в печати, чем создали Веселому мировую известность. К концу дрейфа Эрнст даже сердился:

- Косяком собачьи телеграммы пошли.

Нас бомбили вопросом: что будет с Веселым? Особенно этим интересовались пионеры. Всем хотелось увидеть жуликоватого негодника. Вот и дернула меня нелегкая в одном из интервью необдуманно сказать, что хочу отдать Веселого в зоопарк. Я решил, что поток вопросов прекратится, а их стало еще больше. Нас забросали негодующими телеграммами и, позднее,- письмами Смысл их был таков: что же вы, товарищ Папанин, Веселого в клетку решили посадить? И не стыдно вам? Да он зачахнет от тоски. Там ему было приволье, а тут - экспонат, за решетку? Он вам служил верой и правдой - и вот ваша благодарность? А в одном письме даже процитировали: "У попа была собака..." - вот до чего дело дошло. И смех и грех. Не было, пожалуй, города, откуда бы мы не получили просьбы: отпустите Веселого к нам, будем о нем заботиться.

Вышло все по-иному.

На приеме в Кремле Сталин поинтересовался:

- А где же Веселый?

Я ему объяснил, что он пока на "Ермаке".

- Думаю, что ему будет неплохо на моей даче.

Потом, когда я лечился в Барвихе, часто видел Веселого на прогулке он сопровождал Аллилуева, тестя И. В. Сталина.

Меня Веселый не забывал, приветливо махал хвостом, но от нового хозяина не отходил. Все правильно: новый каюр - новая привязанность.

...На льдине у нас была небольшая библиотечка. Были с нами Горький, Бальзак, Барбюс, произведения других писателей - русских и зарубежных. С большим удовольствием прочел я роман немецкого писателя-антифашиста Вилли Бределя "Испытание". Мне по душе строгая простота его письма, четкость мысли, ненависть к фашизму. Мне нравятся герои Бределя: борцы за рабочее дело, оптимисты, сильные, несгибаемые люди. Я упомянул о книге в своем дневнике, публиковавшемся и в нашей, и в зарубежной прессе.

И вот в мае 1938 года из редакции "Правды" получил я конверт, а в нем - письмо от Вилли Бределя, борца Интернациональной бригады, сражавшейся в Испании. В "Правду" он написал: "Дорогие товарищи! Прошу вас передать упомянутое письмо И. Д. Папанину. Если вам будет нужна какая-либо услуга, я с удовольствием ее вам окажу. С коммунистическим приветом Вилли Бредель". Мне он написал большое письмо, которое привожу полностью, потому что оно нигде не публиковалось.

"Дорогой товарищ Иван Папанин! На площади в Барселоне стоит большой полуглобус северной половины земного шара. На его вершине реет красное знамя с серпом и молотом - это станция "Северный полюс". Редко кто может пройти мимо него, не останавливаясь. Отпускники с фронта ищут Москву и Ленинград, проводят пальцем по красной полоске вашего маршрута, выполненного вами и тремя храбрыми вашими товарищами. У меня всегда такое впечатление, что при взгляде, брошенном на полуглобус, увенчанный красным флагом социалистических республик, растут мощь и мужество бойцов, каждый гражданин здесь сознает, что советский народ является верным другом испанского народа.

В киоске продаются главнейшие советские издания и газеты, между ними, конечно, "Правда", хотя мне еще трудно читать по-русски, все же я прочитываю все статьи и сообщения о Вашей работе и о работе товарищей Кренкеля, Ширшова и Федорова. Я прочитал также Ваш дневник. Правда, и до Вас люди стремились к полюсу и достигали его, но вы впервые его "освоили", устроились там, как дома, и "сидели выше всех на земном шаре". И вдруг на одной из страниц Вашего дневника я увидел свое имя. Я покраснел как рак (на четверть от смущения, на три четверти от радости). В своей записи от 1 июля Вы пишете, что прочли мой роман "Испытание", но Вы только отметили этот факт, не подвергнув книгу критике. Но Вы все же отмечаете: "Читал книгу до поздней ночи", а следующий абзац гласит: "С утра мы с новыми силами принялись за наш 16-часовой рабочий день". Это я считаю критикой, которая меня осчастливила.

Вы говорите о моей книге в записи от 21 июля. Вы тогда уже 2 месяца находились на дрейфующей льдине. Через три дня после этой даты я вступил добровольцем в ряды испанской народной армии, был бойцом батальона Эрнста Тельмана 11-й интернациональной бригады. Вы и Ваши храбрые товарищи на льдине побеждали все трудности и коварства Арктики, а мы в это время под палящим солнцем сражались против международного фашизма, значит, мы с вами сражались на одном общем фронте, проходящем, если так можно выразиться, от полюса до полюса. Вам выпало на долю не только сражаться на мирном фронте науки и исследований на пользу развития всего человечества.