Лед и пламень

Позже я узнал, какой праздник был в тот день в Америке, в доме знатока Арктики Вильялмура Стеффансона, который утверждал, что в районе полюса должны обитать живые существа. Он писал: "...убеждение в том, что Ледовитый океан лишен жизни, настолько укоренилось, что многие сочли мою книгу сплошным вымыслом... а те, кто не имел возможности оспаривать мои утверждения, высказывали предположение, что, если бы мы продвинулись на Север, мы переступили бы рубеж животной жизни. Но ведь не продвинешься севернее Северного полюса. Находясь на стыке мира, папанинская экспедиция нанесла смертельный удар древнему догмату средиземноморской философии, гласившей, что существует северный рубеж, дальше коего не преступает ни животная жизнь, ни растительность".

6 июня Петр Петрович измерил глубину океана - 4290 метров. Со дна он поднял ил - тонкий, зеленовато-серый. Снова открытие! Открытия следовали одно за другим. Пробирочек, колб у Петровича было много. Все, вынутое им из воды, полагалось заспиртовывать. Но вот беда, запас спирта остался на острове Рудольфа. У нас оказался бочонок с коньяком. Кто перепутал трудно сказать.

Чего не сделаешь во имя науки? Я обложился жестью, трубами, плоскогубцами, зажег паяльную лампу и соорудил самогонный аппарат. На полюсе появился самогонщик, Петрович. Когда он брался за это темное дело, Кренкель уходил в радиорубку:

- Не могу смотреть на это кощунство.

Из двух литров коньяку получался литр спирта.

Здесь, на полюсе, я не раз благодарил судьбу за то, что она меня многому научила. Недаром говорят - знания плечи не оттянут. В свое время я лудил посуду, тачал сапоги, стирал, мыл полы, свежевал медведя, готовил обед. Все пригодилось.

А льдина наша не давала нам ни минуты покоя, выкидывала один фокус за другим. Больше всего доставалось мне. Как начальник станции, я отвечал за порядок, следил за всем нашим хозяйством, помогал Ширшову и Федорову в их работе.

Еще с материка мы везли 150 килограммов пельменей, сделанных на мясокомбинате имени Микояна. Были они заморожены, а долгий путь и весна превратили их в кашу с неприятным запахом. Пришлось выбросить, взять вместо них несколько свиных и говяжьих туш. На полюсе обнаружилась новая потеря: ромштексы, с такой любовью приготовленные лучшими кулинарами, тоже оказались несъедобны. Как я их ни жарил, сколько ни перчил, друзья вынесли приговор:

- Веселому.

Пес наш, хоть и был из породы полярных лаек, ел тухлое мясо только после продолжительных уговоров, нехотя, словно делал одолжение.

Свежее мясо - это не просто продукт, это лекарство от цинги. Потому я о нем особенно пекся. Оборудовал добротные ледники. Так же сберегал рыбу. И был в полной уверенности, что проблема решена. Но в день отлета Шмидта, чтобы скрасить горечь расставания, сварил уху. Каждому отрезал по хорошему куску осетрины. За стол, занятый хлопотами, сел позже всех и подивился, что уха поглощается без энтузиазма, а рыба - тем более. Проглотив кусочек, виновато взглянул на друзей.

Как она могла испортиться? Ведь лежала под толстым слоем льда, замороженная? Я терялся в догадках. А ларчик открывался просто: белая ночь, солнце светило круглосуточно, ни на минуту не уходя на отдых. Солнечные лучи проникали через лед. Мне стало грустно: если в такой пропорции будут возрастать запасы для Веселого... но делать нечего. Я углубил ледники, прикрыл их брезентом, досками, фанерой. На какое-то время это помогло.

7 июня Женя с утра установил наши координаты - 88 градусов 54 минуты северной широты, 20 градусов западной долготы. У льдины оказалась приличная скорость - 20 километров в сутки. Мы тогда и представить не могли, какой переполох вызовет наша "рекордсменка" во всем мире, как заставит сотни людей сутками не знать отдыха, сожмет в тревоге не одно сердце, поломает все планы, графики и расчеты. А поначалу не задумались, на сколько хватит у нее сил, "выдохнется" она или нет,- сделали очередную отметку на карте, послали данные в эфир и принялись каждый за свои дела. Женя хлопотал над устройством магнитной палатки, мы с Петровичем возились с гидрологической станцией. Ничто не изматывало нас на льдине сильнее, чем гидрологические работы, настолько они были нудны и утомительны.

Лебедка стояла над лункой, пробитой во льду. Линь - металлический, достаточно прочный, чтобы выдержать свой собственный вес. Умножьте площадь сечения на длину линя, потом на удельный вес железа - 5,7 грамма на кубический сантиметр. И это все надо опустить, да осторожно, чтобы не было рывков, иначе линь оборвется. Потом - подъем. Тяжелой атлетикой никто из нас не занимался. Когда я читаю, что такой-то спортсмен "за тренировку поднимает до двадцати тонн", то вспоминаю наши гидрологические станции. Мы ручки лебедки крутили вдвоем - 15-20 минут кряду, без передышки. До крови сбивали руки, в глазах - черные круги, а ты крутишь, крутишь, крутишь да еще стараешься казаться бодрым.