Лед и пламя

Смирившийся, но принявший окончательное решение, Скотт решил навсегда изгнать Кейт из своих мыслей.

9

В последующие месяцы враждебность Амели к Скотту не прекратилась. Она сердилась, что он находился рядом в худший момент ее жизни, что был свидетелем ее боли и слез. Невозможно было забыть, как она вцепилась в его руку, как она нуждалась

в нем в тот момент. Но хуже всего было то, что он так и остался единственным сыном Ангуса, она не смогла «скинуть его с трона», потому что ее тело и возраст предали ее, а другого шанса у нее не осталось. Она чувствовала себя рядом с ним проигравшим соперником, и сколько бы участливого внимания он ни проявлял к ней, это ее только сильнее раздражало.

Втайне она горячо оплакивала потерянного ребенка, но ей хотелось казаться сильной, и она терпеть не могла, когда ее жалели. Оставшись одна, Амели нередко заходила в комнату, предназначавшуюся для детской, из которой Дэвид вынес все вещи. Амели слонялась там от стены к стене, бросая рассеянный взгляд на парк и вспоминая, как она мечтала о том, чтобы заполучить эту комнату, отобрав ее у Кейт. Теперь же это было просто пустое пространство, безнадежно пустое пространство, так как дочь не захотела обратно туда вселиться, отговорившись тем, что слишком редко бывает дома.

Кейт и Джордж вели в Эдинбурге вполне счастливую жизнь двух студентов. И брат, и сестра преуспевали в учебе и большую часть вечеров проводили за книгами. Через выходной Кейт наведывалась в Джиллеспи, чтобы повидаться с матерью и остальными членами семьи. Всегда радуясь возможности чему-нибудь научиться, она играла в гольф с Ангусом, занималась готовкой с Мойрой и садоводством с Дэвидом. Парк, независимо от погоды и сезона, сохранил для нее всю свою привлекательность, хотя она больше и не пускалась в длительные одиночные прогулки, однако могла часами ухаживать за цветами и кустарниками. Регулярно она взбиралась на крышу, в беседку, но уже не для того, чтобы любоваться морем, а надеясь увидеть издалека автомобиль Скотта. Увы, он почти никогда там не появлялся одновременно с ней, и каждый раз ее ждало разочарование. Она завела себе много друзей, и хотя весело проводила с ними время по вечерам в пятницу, Скотт продолжал жить в ее сердце и в ее голове, потому что никто из парней не мог с ним сравниться. Кейт знала, что, как правило, детская любовь уходит, превратившись в сладостное воспоминание, но вот только с ней ничего подобного не происходило. Порой кто-нибудь из студентов на день-два завладевал ее воображением, и она уже вот-вот ожидала, что между ними пробежит таинственный электрический разряд и наконец вспыхнет чувство, но интерес ее к этому парню почти сразу же пропадал. Ни у кого из них не было синевы прекрасных, необыкновенных глаз Скотта, ни его голоса, ни его улыбки. Никому из них не удавалось перевернуть ей душу, как это было со Скоттом, никто не мог лишить ее сна на всю ночь.

От Джона новостей почти не приходило. Обычно он ограничивался посылкой редких открыток матери, в которых всегда было одно и то же: у него все шло отлично. Амели пришлось отправить ему несколько голосовых сообщений, чтобы в качестве милостыни получить один-единственный вызов. Содержание его было таково: Бетти – потрясающая девчонка, Париж – город его мечты, и никогда его ноги больше не будет в Шотландии. Но он почти ничего не говорил о том, чем занимается, не упоминал об отце, не называл никакого адреса. Один раз, не выдержав, Амели рискнула намекнуть, что хотела бы навестить его на очень короткое время, однако Джон сухо ей отказал. Его неблагодарность – и это в то время, когда он был любимчиком матери, – даже отдавала чем-то вроде обиды на нее, словно именно она была виновата в том, что у него не сложилась жизнь. Огорченная Амели вдруг поняла, что он очень напоминал ей Майкла, который бросил семью, исчезнув и не оставив даже своего адреса.