Лед под кожей

Лукас мысленно простонал. В тот момент, когда обстрел вопросами наконец утих и жадные челюсти прессы с удовлетворением пережевывали манну небесную в виде его бонмо и заявлений… после того, как он буквально сорвал фомальхиванина с носилок спасателей и дотащил его, шатающегося, до самого такси… ровно в тот момент, когда он думал, что они в безопасности, в домике, – кто-то вдруг вылез с вопросами о факте, который под налетом последующих событий казался полностью забытым: то есть о сражении между Аш~шадом и зӱрёгалом, которое предшествовало театру с поездом. Мозг Лукаса моментально объявил тревогу. Это было куда опаснее, чем наглядное и однозначное спасение туристов. Здесь речь шла об Ӧссе, а это значило, что нужно отвечать с величайшей осторожностью и маневрировать словно на минном поле.

Лукас ускоренно размышлял. Затем рискнул.

– По моемý…– подчеркнул он снова. – По моему совершенно личному мнению, этот ӧссеанин не представлял интересы своей планеты. Я думаю, он просто был использован третьими лицами.

Поднялся шум.

– У вас есть какие-то доказательства? – перекричал всех Джеральд Крэйг.

Этот парень был до ужаса невыносимым.

– Это лишь мое собственное ощущение, которое обосновано опытом переговоров с ӧссеанами. Я провел на их планете четыре года. Разумеется, я не говорю ни от лица Совета, ни от лица Ӧссе! Но я полагаю, что официальная Церковь не имела интереса убить Аш~шада. Ӧссеанин действовал не по их поручению. Это лишь мое личное мнение.

Лукас чувствовал, как его голосовые связки отказывают. Связность и витиеватость речи тоже его подводили. Несмотря на это, он был готов повторять формулу о личном мнении и непредставляемых интересах Ӧссе как заведенный, хоть до Судного дня. Это лучшая защита. Разговаривая с медиантами, нельзя пускаться в пространные рассуждения, потому что всегда будешь неправильно понят. Мысли должны быть простыми, их не должно быть много. Лучше всего иметь лишь одну.

– А кто, по-вашему, эти третьи лица?

– Я пока не хочу говорить о своих подозрениях, но достаточно задуматься о возможных мотивах.

Качающееся такси все-таки приподнялось над тротуаром. Ноги медиантов потеряли опору, и дверь закрылась.

Такси поднялось к ночному небу и окончательно освободилось. Лукас опустошенно откинулся на сиденье и мгновенно отключил нетлог.

– Мы скинули их с шеи! – выдохнул он. – Слышишь, Аш~шад? Мы избавились от врагов! Мы выбрались.

Аш~шад сидел как развалина, головой оперевшись на подлокотник и закрыв глаза. Его лицо посерело от усталости.

– Спасибо, – пробормотал он.

Лукас посмотрел на него.

– Тебе и правда плохо, – констатировал он. – Ну… нас ожидает еще полчасика дороги до пересадки, а затем еще полчасика на местном такси; но все это время ты можешь спать. Затем ужин. После чего ты можешь снова спать. У Софии будет миллион вопросов, как и у медиантов, но, если нужно, она сможет их не задавать.

– В случае чего ответишь вместо меня, – пробормотал Аш~шад, и на его губах дрогнула тень улыбки. – Разумеется, Лукас.

– Это была отличная возможность. И все получилось!

Лукас радостно рассмеялся. Он тоже был совершенно выжат, высосан до мозга костей, но волна адреналина еще не спала.

– Тут нужна бутылочка суррӧ из самых тайных семейных запасов, говорю тебе! – добавил он с наслаждением. – Хорошо, что София не жадина, а ее подвал такой глубокий! Я всегда приношу ей отличное вино, а она его припрятывает на торжественный случай – такой, как сейчас. Как твой неофициальный пиар-агент заявляю, что лучше и произойти не могло.

Лукас закинул руки за голову, уставился в потолок и наслаждался победой.

Это была победа, несомненно. Позади был лихорадочный день, когда Лукас давал интервью и комментарии, сообщал информацию и давил на чувства. Тактическими маневрами он избегал неудобных вопросов и подталкивал оппонентов к удобным. Он нащупывал то, что следовало подчеркнуть, и подавал им это в виде броских слоганов, которые любой дурак мог взять и написать на плакате. Приправлял все проницательными наблюдениями – для людей поумнее. И замалчивал все остальное, неподходящее для обсуждений. Для этого требовался весь его ум, находчивость и шарм; весь опыт и политические инстинкты, дипломатический разум и холодная настойчивость. Пришлось выжимать всю энергию до последней капли, использовать весь свой репертуар от остро шутливых ответов до пафосных излияний. Он сражался за Совет и за фомальхиванина, и при этом им овладевало опьяняющее головокружение. Лукас буквально чувствовал, как своими словами разминает чужие мысли: придает им форму и определяет конкретный облик того, что называют мнением. Это вызывало безграничное удовлетворение. И Лукас любил это всей душой.

– То, что ты сказал им в конце… – произнес Аш~ шад. – Ты и правда думаешь, что зӱрёгалом кто-то манипулировал?

Лукас не переставал смеяться.

– Зӱрёгалом едва ли кто-то может манипулировать, Аш~шад. Я скорее поверю, что он немного превысил свои полномочия.

– Тогда зачем ты им это сказал?

– Так я ведь вообще ничего не сказал! Это утверждение не имеет веса официального заявления.