Лёд (СИ)

Я помотала головой. Что теперь может быть хорошего?

А Лальмион продолжал безмятежно, и исхудавшее лицо его словно осветилось изнутри:

— Знаешь, как красивы леса моей родины? Березы в молодой листве, словно в кружеве. Дубы выше башен Тириона. Ивы смотрятся в воды реки, словно пышноволосые девы в зеркало. А светлячки на полянах — словно сошедшие с неба звезды… Ты увидишь это, обещаю!

Он мне сказку рассказывает, как маленькой девочке, чтобы развлечь и успокоить! Но я уже не дитя, а его беду не заговоришь ласковыми словами!

— Давай все-таки разбудим Ниэллина! — попросила я жалобно.

Лальмион приложил палец к губам:

— Тш-ш. Не надо, пусть поспит. Мне уже легче. Ложись и ты. Утро вечера мудренее.

Он погладил меня по голове, и на меня навалилась неодолимая сонливость. Я едва доползала до своего места… и тут же оказалась в кружевной березовой роще на берегу медленной реки. Между берез высились могучие дубы, ивы омывали ветви в прозрачной воде, и каждое дерево было усыпано сонмами серебристо мерцающих звёзд.

Утром меня разбудил шорох, хруст снега и летевшие на лицо холодные брызги: кто-то ходил снаружи, отряхивая шатер.

Внутри было темно и тихо. Приподнявшись, я осмотрелась. Рядом со мной не хватало Тиндала, остальные еще спали. В темноте я кое-как разглядела Лальмиона, который неподвижно лежал с краю, с головой завернувшись в одеяло.

Тут же я вспомнила все, что было ночью, и на душу мне легла ледяная глыба.

Пусть он поспит подольше, хоть немного отсрочит свои мучения! И надо сказать о несчастье Ниэллину. Но как не хочется будить его ради такой вести!

Пока я собиралась с духом, в шатер влез Тиндал, весь запорошенный снежной пылью, с котелками в руках.

— Не спишь? — шепнул он. — Зря. Там метет — дальше носа не видать. Никуда мы сегодня не пойдем.

Может, оно и к лучшему. И для Алассарэ, и для Лальмиона покой сейчас куда полезней движения. И, если мы останемся на месте, Ниэллину хватит сил хоть немного подлечить обоих больных!

Не стоило прерывать их сон, пока не будут готовы еда и питье. Мы с Тиндалом тихонько возились на свободном клочке у входа — разожгли лампу, на треноге приладили набитый снегом и льдом котелок. Ползая на коленях с другим котелком в руке, Тиндал зацепился за чью-то сумку, пошатнулся, неловко оперся свободной рукой на плечо Лальмиона. Тут же отпрянул, обернулся извиниться… на мгновение застыл, вглядываясь… и сдернул одеяло.

Лальмион исчез!

На его месте лежал сверток из двух сумок и плаща, прикрытый меховой курткой так, что в темноте казалось, будто там кто-то есть.

— Что за шутки! — от растерянности громко воскликнул Тиндал. — Куда он делся? Один ушел?

Внутри у меня все оборвалось. Я прошептала, цепенея:

— Он не мог. У него ноги обморожены.

— Что?..

Ниэллин, вскинувшись, взглянул на место Лальмиона, а потом впился глазами в меня:

— Тинвэ, что ты говоришь? Где отец?!

— Не знаю! Он обморозил ноги… сильно. Я видела ночью, случайно. Он запретил тебя будить. Обещал сам сказать, утром!

— Тинвэ!..

Никогда еще не слышала я в голосе Ниэллина такого отчаяния и упрека! На мгновение он застыл, сосредоточившись — звал Лальмиона по осанвэ? А потом, не сказав ни слова, натянул сапоги и ринулся наружу.

— Куда ты? Стой! — крикнул Айканаро. — Проклятье!.. Тиндал, за ним!

Оба они в мгновение ока выскочили следом за Ниэллином, едва не опрокинув треногу с котелком. В шатре остались мы с Арквенэн и так и не проснувшийся Алассарэ.

— Не понимаю… Тинвэ, что случилось? Куда делся Лальмион? — дрожащим голосом спросила Арквенэн после долгого молчания.

Я спрятала лицо в ладонях. Понимание обрушилось на меня, лишив сил, движения и речи.

Лальмион ушел, чтобы умереть. Он истратил себя на врачевание Алассарэ. И, когда обморозился, не захотел быть обузой. Не захотел задерживать нас и истощать своими ранами силы Ниэллина.

Поэтому он говорил со мной так странно. Он прощался! А я не догадалась.

Он все продумал: уложил вместо себя тюки, укрыл курткой и одеялом, чтобы мы не хватились его до срока. А сам, полураздетый, ушел в мороз и метель.

Долго ли он брел на больных ногах, прежде чем холод выпил из него последние силы? Неважно. Его уже не спасти. Он ушел не меньше часа назад. Мороз успел убить его. А метель погребла.

И, если Ниэллин, Айканаро и Тиндал будут искать его слишком долго, они сами сгинут в снежной круговерти…

— Тинвэ, не молчи! — взмолилась Арквенэн. — Скажи хоть что-нибудь!

— Он умер, — пробормотала я в ладони.

Арквенэн всхлипнула. Послышался шорох, будто кто-то ворочается, а потом Алассарэ спросил слабым, хриплым голосом:

— Кто умер? Я живой… Что с вами такое? Где остальные-то?

Я открыла лицо. Алассарэ, приподнявшись на локте, с недоумением смотрел на нас.

Арквенэн было просияла, но тут же уголки губ у нее скорбно опустились:

— Лальмион пропал. Тинвэ говорит, он ноги обморозил. Ерунда какая-то! Как он мог уйти?.. Ложись, ложись обратно, тебе же тяжело еще!

— Обморозился и ушел?!

Алассарэ попытался сесть, но тут же, задохнувшись, упал на шкуры. Лицо его свело судорогой, на глазах выступили слезы.

— Тебе плохо? Где болит?! — переполошилась Арквенэн.