Лёд (СИ)

В эту ночь каждому из нас предстояло сделать окончательный выбор..

Однако прежде всего надо было обустроить ночлег. Пусть нас поразило проклятие, пусть мы снова исполнились сомнений — мы все еще были живы, и нам по-прежнему требовались еда, тепло и отдых. Толпа стала расходиться.

Ужасные пророчества Владыки Намо, предложение Лорда Арафинвэ взбаламутили мне душу, как шторм баламутит воды моря. Одна, я быстрее соберусь с мыслями…

Вспомнив, что надо набрать хвороста, я побрела к зарослям ольшаника в ложбине у ближайшего ручейка. Там я принялась ломать ветки, не отличая зеленые от сухих, — думы мои были совсем о другом.

Вернуться. Это означало еще раз проделать долгий, трудный путь вдоль берега. Миновать Альквалондэ. Вновь увидеть мерцающие в сумраке белые стены и стройные башни Тириона, войти в свой дом, броситься в объятия отца и матушки…

Любовь и тоска по родителям пронзили меня… а следом пришел жгучий, мучительный стыд.

Придется рассказать матушке и отцу все, о чем мы с Тиндалом умолчали, прервав осанвэ. Придется оправдываться перед Владыками и с повинной явиться к тэлери… Не так страшно оказаться в Чертогах Мандоса, как во всеуслышание, глядя в глаза родичам убитых, заявить о наших деяниях в Альквалондэ!

Пускай даже Владыки простят меня. Утишит ли это мою совесть? Смогу ли я — смятенная, отягощенная горькой памятью — вернуться к прежней безмятежности? Смогу ли наслаждаться покоем Благого Края, расставшись с друзьями и братом?

Нет, никогда! Я не забуду проклятие, не перестану терзаться тревогой за ушедших. Чем в разлуке томиться неизвестностью, лучше уж вместе встретить беду лицом к лицу!

В ушах у меня вновь громом раскатились слова, обещавшие нам многие скорби и гибель. Исполнятся ли они? Если Владыка Намо — провидец, почему загодя не предрек нападение Моргота, гибель Дерев, смерть короля Финвэ? А если он ошибся тогда — может, ошибается и сейчас?

Мне никак не верилось, что поход лишен смысла, а мы обречены. Владыки разгневаны, но неужели они обрушат на нас всю тяжесть своего гнева? Неужели отторгнут нас навечно?

Это казалось невозможным, как утрата материнской любви. Родители не бросают детей. Владыки не откажутся от нашего народа. Должно быть, Намо просто пугал нас, как строгий отец пугает непослушных чад…

Но… с другой стороны… разве слова Судии могут быть пустыми?

Я застыла в задумчивости, сжимая в руках охапку веток, и ничего не замечала вокруг. Кто-то вдруг коснулся моего плеча — я вздрогнула так сильно, что выронила хворост.

Обернулась — Ниэллин! Но что это с ним?

Бледный, донельзя серьезный, он смотрел на меня неотрывно и пристально, как будто хотел разглядеть что-то, неизвестное мне самой. И молчал.

— Ты меня напугал, — пробормотала я, едва ко мне вернулся голос.

Кажется, он не услышал. Глубоко вздохнув, он взял мои руки в свои — теплые и жесткие — и начал неожиданно ровным, спокойным тоном:

— Тинвиэль. Раз Лорд Арафинвэ уходит, тебе не стоит продолжать поход. Прошу, возвращайся домой вместе с ним.

— Что? Ты опять?! — вскричала я, не веря.

— Опять. Я не хочу, чтобы гнев Владык пал на тебя. Возвращайся.

— Да как… почему… кто тебя надоумил?..

Я едва могла говорить — к горлу подступили непрошенные, злые слезы. Он гонит меня! Гонит прочь!

Деланное спокойствие мигом слетело с Ниэллина. Сжав мои руки, он воскликнул:

— Тинвэ, ты же слышала, что сказал Владыка Мандос! Его пророчество не шутка! Мало тебе бед? Ты хочешь новых?!

— Это ты хочешь мне новых бед! Хочешь разлучить меня с друзьями… с Тиндалом! Или он надумал вернуться?

Ниэллин на мгновение отвел глаза:

— Нет. Но я еще раз поговорю с ним.

— Мы повернем назад, только если ты покажешь пример!

— Да не могу я уйти, пойми! Я нужен здесь. Я целитель.

— Какой из тебя целитель? Ты сам болен всякий раз, когда врачуешь кого-нибудь!

— Неправда! — вспыхнул Ниэллин. — У меня уже получается лучше!.. — он вдруг осекся и, сглотнув, продолжал тише: — Ладно. Пусть я никудышный лекарь. Тем более. Вдруг с тобой или с Тиндалом что-нибудь случится… а я не сумею помочь?

— И не надо, мы сами о себе позаботимся! Так и скажи, что тебе надоело возиться с нами!

— Тинвэ, Тинвэ, ты ошибаешься! Ты будто не слышишь! — его голос дрогнул. — Я… я правда боюсь за тебя. Открой осанвэ — ты поймешь, что я не лгу. Прошу, Тинвэ, позволь мне сказать!

Не выпуская моих рук, он опустился на колени прямо в торфяную жижу и снизу с мольбою посмотрел на меня. Но во взгляде его прорывался незнакомый огонь — и я испугалась.

Я боялась узнать истинные мысли и чувства Ниэллина. Боялась, что они необратимо изменят меня. И больше всего боялась, что не смогу тогда противиться его уговорам.

Разрыдавшись, я вырвала от него руки и кинулась прочь. Не разбирая дороги, спотыкаясь, бежала по кочковатой пустоши, пока ноги не заплелись о вереск — и рухнула ничком в сырые заросли.