Пожав плечами, Лальмион начал шить. Я отвернулась — смотреть на это было выше моих сил. Однако Ниэллин выносил мучение без звука. Может, он научился отстраняться от своей боли так же, как от чужой?
Озираясь по сторонам, я заметила на земле скомканную, перепачканную в крови рубаху — и меня сковало жуткое чувство повторения уже бывшего. Я словно вернулась в ночь после Альквалондэ, во все ее горе, отчаяние и страх. Мне вдруг воочию привиделось, как Раумо насквозь пронзает Ниэллина… Привиделось распростертое на земле бездыханное, окровавленное тело.
Нет!
С усилием я встряхнулась.
Та ночь не повторится! Сегодня битвы не было, никто не погиб. Рана Ниэллина скоро заживет, рубаху я отстираю и зачиню. У меня нет повода для горя и отчаяния! И запоздалый страх пройдет, если я все узнаю о поединке. Тогда не придется терзаться домыслами один ужасней другого...
Я подобрала рубаху. А потом схватила за руку Тиндала, оттащила в сторону и потребовала:
— Рассказывай, как все было!
Брат не стал запираться:
— Да я сам толком не понял, почему все так обернулось. Ты пропала куда-то… Мы с костром возились — хворост сырой, еле-еле разожгли. Вдруг приходит Ниэллин, сам не свой. Весь бледный, глазами сверкает, как Феанаро! И заявляет, что вызвал Раумо на поединок за оскорбление нашего Лорда и нашего Дома... Мы аж оторопели. Попытались его отговорить, да куда там! Уперся — дело чести, и все тут. Мы вчетвером с ним пошли. Ну, знаешь, если что, подтвердить… что было не нападение, а поединок. С Раумо пришел Элеммир и еще некоторые. Элеммир все твердил, что ни к чему это, нехорошо оружием спор решать, да никто его не слушал. Ниэллин с Раумо куртки скинули, изготовились — Элеммир между ними встал. Тогда его свои оттащили и связать пригрозили, если не угомонится. А эти давай на мечах махаться…
Он передернулся:
— Знаешь, они уговорились до первой крови биться, но смотреть страшно было. И вмешаться страшно. Вдруг крикнешь, а у Ниэллина рука дрогнет? Я уж думал, он не отобьется, так Раумо на него насел. А он вдруг р-раз — и выбил у Раумо меч! Ткнул его рукоятью в грудь, тот и свалился. А потом вскочил и давай требовать продолжения — мол, раз крови нет, то поединок не закончен. Только они снова сошлись, кто-то как заорет: «Стоять!» Смотрю, а это Нолофинвэ с нашим Лордом, и Элеммир рядом с ними. Мы и не заметили, как он ушел. А он, выходит, наябедничал! Я на них отвлекся и проглядел, как Раумо Ниэллина достал. Алассарэ крикнул, что нечестно, что Ниэллин уже меч опустил… Но тут Нолофинвэ как начал обоих ругать последними словами! Раумо еще огрызался, а Ниэллин молчал, как рыба, так и не возразил ничего. Потом народ набежал. А дальше ты видела.
Вдруг, пристально взглянув на меня, он добавил:
— Не пойму, с чего вдруг Ниэллин так завелся. Он ведь до того тебя искал? Ты с ним говорила?
— Я тут не при чем!
— Ну-ну…
Еще бы Тиндал не заметил моего лукавства! Но не оправдываться же перед ним за спор с Ниэллином. Мне сразу расхотелось продолжать разговор:
— Ладно. Спасибо, что рассказал. Пойду, постираю. Оставь мне еды.
Хмыкнув, Тиндал вернулся к костру. Ну вот, теперь он точно решит, что в бедах Ниэллина моя доля — наибольшая!
Мысли о случившемся не оставляли меня, пока я отмывала рубаху в ледяной воде ручья и сушила ее над костром, пока ела и потом, когда мы зябко жались друг к другу у затухающего огня. Странно было вспомнить, что накануне мы весь вечер пели! Сегодня нам не хотелось даже разговаривать, даже обмениваться взглядами. Мы будто опасались заметить в глазах другого отражение собственных сомнений и тревог. Ниэллин, по-прежнему мрачный и удрученный, с рукой на перевязи, и вовсе ни разу не посмотрел на меня. Неужели он до сих пор сердится? Ему же хуже!
Во мне шевелилось колкое чувство вины пополам с обидой, но я упорно загоняла его внутрь: я здесь не при чем!
Я никого не заставляла драться. Я не тянула за язык Раумо и не виновата в умопомрачении Ниэллина. Уж не проклятие ли так подействовало на них, что они словно лишились рассудка? Возможно ли такое?
Мне хотелось поговорить с Лордом Арафинвэ. Наверняка у него нашелся бы ответ! Но он с сыновьями пришел только к трапезе и едва успел перекусить, как к нему потянулся народ.
Одни сообщали, что они тоже решили вернуться в Тирион, и справлялись о месте сбора и времени выхода. Другие просили передать оставшимся дома родным и друзьям устный привет, а некоторые приносили с собой короткие послания, начертанные на кусочках пергамента, на клочках рисовальной бумаги и даже на тряпицах. Лорд Арафинвэ не отказывал никому, и скоро возле него собралась горка сверточков и свитков.
Пока я собиралась с духом, чтобы вклиниться в этот поток, явился Лорд Нолофинвэ. Я испугалась, что он опять будет ругать Ниэллина и требовать наказания, но он ни слова не сказал о поединке. Оказалось, у него была просьба к нашему Лорду.
— Будь добр, брат, поговори с теми из моего Дома, кто взял с собой детей. У меня кончилось терпение объяснять, что наш поход не семейная прогулка, и детям отныне здесь делать нечего!