Лёд (СИ)

Да! У самого края окоема на тонкой полоске облаков рдел яркий отсвет. Там, на далеком, невидимом восточном берегу полыхал огонь.

Кто-то крикнул:

— Это Моргот! Он напал на Первый Дом! Там битва!

Что другое можно было подумать? Мы шли так долго… Враг узнал о походе и приготовился к встрече! Феанаро попал в западню, а мы никак не можем ему помочь!

Я услышала голос Финдекано:

— Не бойтесь! Первый Дом силен, они отобьются!

— Лучше бы догадались отчалить и в другое место перейти, — проворчал рядом со мною Лальмион. — А то как бы их поход не закончился прямо на берегу…

— Ингор! — отчаянно крикнула Айвенэн.

Она с детьми поднялась на вершину позже других и, увидев зарево, уже не могла отвести от него взгляд. Лицо ее помертвело, губы дрожали… Конечно, она боится, ведь Ингор тоже там, среди огня!

Меня осенило. Я подскочила ней и, встряхнув за плечи, потребовала:

— Позови его! Он твой муж, он услышит осанвэ!

Взгляд Айвенэн стал более осмысленным. Она сосредоточилась, пошевелила губами…

Мы затаили дыхание — между нею и Ингором шел беззвучный разговор. Вдруг с лица ее разом сбежали краски… Коротко вскрикнув, она без чувств рухнула на землю.

Час от часу не легче!

Сулиэль и Соронвэ от страха зашлись плачем, Элеммир кинулся их утешать.

Ниэллин упал на колени возле Айвенэн, похлопал ее по щекам, растер руки, дунул в лицо. Она открыла пустые глаза, мгновение смотрела на нас, не узнавая… Потом рывком села и разразилась горькими рыданиями.

От слез и всхлипываний она не могла вымолвить ни слова. Но у нас не было терпения ждать, пока она успокоится. Мы с Ниэллином теребили ее:

— Что? Что там? Он жив?!

— Ж… жив… но мы не… не увидимся… Это корабли… горят… Они жгут… корабли…

— Кто?! Враги?

— Н… нет… Первый Дом… Феанаро!..

Мы утратили дар речи. То, о чем сказала Айвенэн, было невероятно, непредставимо, невозможно. Так не бывает!

Но ведь осанвэ не лжет...

— Может, ты… не так поняла… Ингора? — выдавил Ниэллин.

Слезы у Айвенэн полились сильнее прежнего:

— Не… не надейтесь! Ингор не хотел… его… ему не дали… вернуться… схватили… его связали!

Это не укладывалось в голове. Потрясенные, мы молчали. Среди нашего молчания рыдания Айвенэн казались еще громче. Потом Финдекано проговорил с дрожью в голосе:

— Неправда. Не может быть. Отец, позови Феанаро. А я попробую спросить Майтимо.

Да, старший сын Нолофинвэ очень дружен со старшим сыном Феанаро! Они могут услышать друг друга даже через такую даль! И неужели Лорд не ответит Лорду, брат – брату?

Финдекано прикрыл глаза и сжал руками виски, пытаясь дозваться брата. Нолофинвэ же, мрачный как туча, спустился по склону подальше от толпы. Наверное, он не мог сосредоточиться на осанвэ среди нашего волнения и испуга.

Он долго стоял один, глядя на зарево, неподвижный, словно каменное изваяние. А потом вернулся к нам. Лицо у него так и осталось будто высеченным из серого гранита.

— Феанаро не ответил, — сухо произнес он. — Вернее… Он прервал осанвэ. Финдекано, что у тебя?

Глядя в землю, тот отрицательно покачал головой, но все же пробормотал:

— Нет, это какая-то ошибка…

— Феанаро. Прервал. Осанвэ, — повторил Нолофинвэ. — Это не ошибка.

— Это предательство! — звонко воскликнула Артанис. — Он предал нас!

«Предательство!»

Слово покатилось по толпе, сначала тихо, потом громче и громче, подобно ропоту волны — и вот уже кто-то повторяет его криком, кто-то потрясает кулаками и на все лады поносит Первый Дом, кто-то клянет собственную доверчивость…

Элеммир застыл столбом, неотрывно глядя на зарево. Он не замечал, что Сулиэль и Соронвэ, хныча от страха, дергают его за руки. Я же только сейчас полностью осознала случившееся.

Феанаро бросил нас на этом берегу и сжег корабли. Мы не нужны ему. Путь в Серединные Земли для нас закрыт.

Как хорошо теперь я понимала Элеммира! Во мне будто вспыхнул костер из обиды и злости. Он жег так, что трудно было устоять на месте. Его никак нельзя было загасить разумными словами! Теперь я понимала и мужчин, которые так любят решать дело дракой. Если бы Феанаро сейчас попался мне, я не задумываясь вызвала бы его на поединок!

Наверное, я переменилась в лице, потому что Ниэллин с тревогой заглянул мне в глаза, схватил за руки:

— Тинвэ, что с тобой? Тебе плохо? Ты вся дрожишь!

Я даже ответить не могла, а он воскликнул сокрушенно:

— Вот оно, Проклятие!.. Ну почему ты меня не послушала?! Лучше бы домой вернулась с нашим Лордом!

Опять он за свое!

Злость подступила к горлу и едва не обрушилась на Ниэллина слезами или упреками... как вдруг неподалеку кто-то громко расхохотался. Я в изумлении оглянулась — Алассарэ!

От неожиданности все притихли. А он смеялся — до слез, до икоты, — и никак не мог остановиться. Бросив меня, Ниэллин шагнул к нему, замахнулся для пощечины, но Алассарэ перехватил его руку.

— Не бей меня, — задыхаясь, выговорил он, — я в здравом уме… Но разве не смешно?

Он утер глаза и, подавив новый смешок, продолжал: