Лёд (СИ)

Собрание на этом закончилось, но мы не могли еще выдвинуться в путь. Предстояло долечить обмороженных, заново распределить припасы, проверить и починить волокуши — пока мы тащили их по тяжелому льду, во многих треснули прутья каркаса или продырявились шкуры. Скрепя сердце, мы решили пустить на ремешки, обмотки и заплатки одну из шкур-подстилок. Нам и тут приходилось быть бережливыми — новые шкуры взять негде, а на голом снегу спать не слишком-то приятно…

До вечера мы с Арквенэн помогали лекарям. Потом они отпустили нас, а сами остались с теми, кто обморозился сильнее всех — им все не становилось лучше. Нам хотелось отдохнуть, но не получилось: Тиндал и Алассарэ успели перебрать и заново скрепить каркасы волокуш, и теперь изнемогали в борьбе с мерзлыми шкурами, пытаясь пришить заплаты. Конечно, мы тоже вступили в эту битву, а после еще намучились, натягивая зачиненные шкуры обратно на каркасы.

После всех хлопот мы устали и проголодались, как после долгого перехода. На ужин нам досталось по несколько тощих ломтиков вяленого мяса и по десятку сухих ягод. Эта пища едва утолила голод. Все же я заставила себя отложить лишний кусочек мяса для Ниэллина — у него ведь полно работы, а целительство отнимает сил не меньше, чем обычный труд. Но я так и не дождалась его: уснула раньше, чем он вернулся, и только смутно ощутила сквозь сон, как он возится, укладываясь рядом. Хорошо, что мы выступаем последними, ему хоть будет время поспать подольше…

Мы продолжили путь при ясной, студеной погоде. Звезды над нами сияли так ярко и близко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. В их лучах снег искрился и переливался серебром, внутри льдин мерцали зеленовато-синие отсветы. По временам в небесах, затмевая звезды, разгоралось волшебное сияние. Над нами волновались белые, золотые, пурпурные стяги, вздымались пламенные столпы, играли огненные змеи — сплетались, боролись, а потом взрывались фонтанами искр… Тогда по всей равнине, сколько хватало глаз, струились разноцветные сполохи, все блистало и переливалось. Мы словно оказывались внутри наполненного светом фиала!

Сияние это радовало и возвышало душу, хоть мы не испытывали уже прежнего восторга. И, увы, чудесный свет не согревал.

Промерзший, колючий снег хрустел и скрипел под ногами, визгливые звуки далеко разносились над ледяной равниной. Пар от дыхания густым инеем оседал на оторочке капюшона, на бровях и ресницах; моргнув, я иногда с трудом разлепляла глаза.

Стоило задуть встречному ветру, как мне отчаянно защипало нос и щеки. Занятая борьбой с волокушей, я не обратила на это внимания. Через некоторое время пощипывание стихло. И вдруг Ниэллин, оглянувшись на меня, схватил комок снега и принялся тереть мне лицо!

— Отстань! Что ты делаешь! — возмущалась я, отбиваясь.

Но он не прекращал, пока кожу не стало щипать и жечь вдвое против прежнего, и лишь потом выпустил меня:

— Прости. Но ты же не хочешь остаться без носа?

В ужасе я прикрыла нос руками. Только этого не хватало!

Ниэллин отвел мои руки и, склонившись, вдруг быстро коснулся губами носа и щек. Дыхание его показалось мне жарким, словно огонь. Или это кровь так прилила к лицу?

— Теперь все хорошо, — улыбнулся он. — Мороз покусать не успел. Береги красоту, Тинвэ!

Он объяснил, что заметил, как нос и щеки у меня совсем побелели. Еще чуть-чуть — и они обморозились бы всерьез. А раны от мороза не больно-то поддаются его целительским умениям.

Я содрогнулась. Хороша бы я была с болячкой вместо носа! Повезло мне, что Ниэллин быстро сообразил, как спасти мою красоту. Интересно, поцелуй тоже был ради врачевания? Тогда Ниэллин зря наговаривает на себя — он может защитить от мороза не хуже костра!

Все же нам с Арквенэн не хотелось больше рисковать, и мы замотали лица тряпками.

Однако тряпки были слабой защитой от нового врага. Жестокая стужа проникала даже сквозь меховые куртки. А увязывать поклажу или поправлять что-то в одежде голыми руками и вовсе было мучительно: пальцы быстро замерзали до боли, и болели еще сильнее, когда оттаивали в тепле рукавиц.

Боль эта была благом. Куда хуже, если руки или ноги потеряют чувствительность — тут-то и жди беды. Заледенев, плоть мертвеет, а даже самый искусный лекарь не умеет делать мертвое живым. Ни Лальмиону с Ниэллином, ни Артафиндэ, ни целителям Второго Дома не удалось вылечить тех, кто сильно обморозился во время снежной бури. Идти сами они не могли; завернув в шкуры, их везли на волокушах. После двух дней мучений им пришлось отнять почерневшие пальцы. Давно я не видела Ниэллина таким удрученным, как в тот вечер, когда лекари сделали это! Когда омертвевшую плоть убрали, раны мало-помалу затянулись, и бедняги наконец оправились. Но каково было им остаться калеками?

Если бы могли просить о чуде исцеления Владык! Однако мы отвергли их покровительство, их советы — и их милость. Для нас закрыт путь в волшебные Сады Отдохновения, где врачуется тело и оживает душа. Мы сами обрекли себя на невозвратные потери, проложив свой путь по безжизненным льдам, сквозь мертвящую стужу...