– Простите, что отвлекаю, – начала она. – Боюсь, мой вопрос может показаться вам странным. Скажите, не помните ли вы некую Айрин Шепли? Она жила вместе с матерью недалеко от фермы Томасов. Около тридцати лет назад с ней случилось несчастье, и она свела счёты с жизнью.
– А, вы про полоумную Айрин? – довольно равнодушно отозвалась дама в пенсне, расправляя пальцами крохотную вязаную пяточку. – Помню я её. Шепли и её мать убирались у моей свекрови, пока девчонка не натворила бог знает чего и родители мужа не отказалась от их услуг, – она продолжала вязать, шёпотом считая количество петель.
– Да, – подтвердила Оливия, приготовившись к вопросам, с какой стати она интересуется местными событиями давно минувших дней, но их не последовало.
Вместо этого женщина выложила на прилавок клубок белоснежной шерсти и с гордостью сообщила, приглашая разделить её радость:
– Доча моя, старшая, два дня назад разродилась! Первая внучка у меня! И слава богу, что не мальчишка – хлопот с ними не оберёшься. Сначала расстроилась она, мол, муж-то первенца ждал, сына, а я ей говорю: «Неча! Дочь-то всегда к матери ближе». Будет и у неё, и у меня опора в старости. А парни – они ненадёжные. Сегодня вроде тут, а завтра попадёт вожжа под хвост и в Лондон умотает, или ещё куда, – она махнула рукой куда-то в сторону окна. – Или новую войну затеют – там, эти, – высоко подняв брови, глазами она указала наверх, но тут же её скуластое лицо осветила улыбка: – Внучка-то – вылитая моя дочь! Ну прямо как её, малышку, на руках держу! – и глаза у неё засияли той фанатичной любовью, через которую не в силах прорваться трагедии внешнего мира.
– Примите мои поздравления! – Оливия церемонно склонила голову. – Скажите, а вы, случайно, не помните, как выглядела Айрин Шепли? Брюнетка или блондинка? Высокая она была или изящного сложения, вот как вы, например?
Завуалированный комплимент не был принят. Даже лёгкий намёк на существование хоть какого-то сходства с полоумной Айрин вызвал у собеседницы негодование и заставил её нахмуриться.
– Красивая она была, тут ничего не скажу. Все это признавали. Но винтиков у неё в голове всегда не хватало, с самого детства. Высокая, низкая – этого не помню, а вот волосы у неё были роскошные. Светлые, с таким медным отливом – горели на солнце золотом. Весёлая она была, за работой петь любила.
– Не хватало винтиков… – задумчиво повторила за ней Оливия. – То есть она была слабоумной?
– Да скажете тоже, – почему-то обиделась женщина, вновь берясь за спицы, и Оливия поняла, что та окончательно потеряла интерес к беседе. – Нормальная она была, ложку мимо рта не проносила. Но мать с ней смучилась – то Айрин с соседскими детьми играет, то с ними же по деревьям лазит. А ведь взрослая девица! А когда мистер Пуллборо, почтальон местный, на покой собрался, упросила его продать ей старый велосипед и разъезжала на нём как ни в чём не бывало. Мать её стыдит, а та хохочет. Добром такое кончиться и не могло, – многозначительно заключила она и ханжески поджала тонкие губы.
Оливия не нашлась, что на это ответить, но тут дверь распахнулась, и на пороге появились три местных матроны, пришедшие поздравить новоиспечённую бабушку. Маленькая комнатка сразу наполнилась запахом домашней снеди и мокрого твида, громкими восклицаниями и традиционными пожеланиями здоровья младенцу и его юной матери. Оливию оттеснили в сторону, и она, поспешно выйдя на крыльцо, против своей воли ощутила странную горечь и обиду за умершую много лет назад Айрин Шепли и её не нужное никому дитя.
На середине пути к домику миссис Грин дождь утих, превратился в лёгкую туманную взвесь, которая оседала на лице и волосах и смягчала все краски и звуки, и дальние холмы напомнили Оливии гигантские неряшливые клубки зелёной шерсти. В серебристой дымке не видно было даже овец, бродивших там, по пологим склонам, по мокрой траве. Дышалось тяжело – воздух был так насыщен влагой, что лёгкие с усилием принимали его, и ещё очень сильно пахло дымом от горящего торфа, которым топили камины многие жители этой части деревни.
Тяжёлый макинтош, который выдал ей Хигнетт, сковывал движения, но от влаги защищал хорошо. Тем не менее туфли у Оливии промокли насквозь, и чашка горячего чая, пусть даже и из рук миссис Грин, начала казаться желанным призом.
Однако её ждало разочарование. Оливия долго стояла на ступенях крыльца, дожидаясь, пока ей откроют – горничной у миссис Грин явно не было, – а потом, когда старуха отперла дверь и подслеповато уставилась на неё, излагать дело пришлось наскоро, стоя на пороге, так как в дом её не пригласили.
– Эдвин дома, – пояснила миссис Грин со страдальческой гримасой.
Оливия, изобразив понимание, с сочувствием кивнула.
– Миссис Грин, в прошлый раз мы с вами говорили об Айрин Шепли, – напомнила она старухе. – Я подумала, может, вы помните, как выглядела девушка? Какого цвета у неё были глаза, волосы? Говорят, она была красавицей.